(takost) - Ошибка (СИ)

спросила, как дела у Стайлза, но ответ, очевидно, будет не тем, который хочет услышать. Оба не говорят о сверхъестественной трясине, и вечер почти претендует на звание нормального, но затем Скотт выдает:

- Ты можешь рассказать мне, Малия.

- О чем рассказать? - она спрашивает нарочито беспечно, но Скотт оборотень, Скотт истинный альфа, и он его слышит.

- Ребенок от Стайлза, верно?

Серьезно, МакКоллу медаль можно дать за сообразительность, но у них тут не церемония награждения.

- Это то, что никогда не станет ребенком, Скотт. Койоты съедают своих детей, - она выдыхает. И предпочитает не вспоминать, что разорвала на части шестилетнюю сестру.

========== убивает ==========

Комментарий к убивает

много Сталии, но это временно.

Тео эпизодический.

глава специально для ria push. (не знаю, чего ожидали, однако, надеюсь, не слишком плохо)

приятного прочтения :)

Скотт исчезает на две недели.

За это время Малия успевает спустить в слив восемьдесят учебных часов и по меньшей мере одиннадцать раз ругается с отцом, который вдруг заделывается в строгого папочку, читающего нотации вместо промаслившихся газет. Однажды он, не подумав, ляпает про Дом Айкена, и ей, чтобы только язык его через его же реберную клетку не пропустить, приходится спать на жухлой подстилке из листьев.

В ней сейчас койота больше, чем человека, потому что ржавый якорь тонет в сердце Лидии Мартин - не Малии. Она разрывает зубами кроваво-полосатые стейки и блюет в бумажный пакет, думая, что окончательно сдвинулась со своего оттраханного ума.

Пытается за себя цепляться, но не выходит: облезлый лабрадор отца так некстати встает на пути. Малия закапывает его, разодранного и мертвого, на заднем дворе, выцарапывая на камне нелепую кличку, и ни черта не понимает, потому что жалость быть должна, а ее нет.

Вечером врет отцу, что понятия, где собака, не имеет. А ночью пробирается к могиле и рыдает навзрыд, цепляясь пальцами за волосы, потому что не должна была, не сейчас, боже, не в этот раз.

У нее дыра вместо сердца. Дыра в форме Стайлза, с воспаленными краями и пластами дешевого скотча. Чтобы себя терять, время есть, потому что клетчатого мальчика давно уже лишилась.

Она сидит час, два. Желтый диск повисает в утренней дымке, как белье на веревках. Малия бы сорвала, порвала, затоптала старой подошвой, чтобы дня нового не видеть. Чтобы только без мыслей (я тебя никогда не оставлю).

Ты уже, Стайлз, - хочется выть, но горло молчанием царапает. Она ненавидит клетку, ненавидит фланелевые рубашки, потому что Стайлз, потому что о нем болит.

Она на себе ткань рвет. Треск такой, будто ломаются ветки. И кости.

Малия падает на колени, лицо в ладонях пряча. И плачет, захлебываясь почти. Если бы не отец, утонула и никто бы не нашел.

Он сжимает в объятиях и тащит в дом, ни черта не понимая, потому что его дочь во дворе по утрам не рыдает.

Малию от самой себя тошнит, серьезно, но знает, что все из-за него.

Монстр внутри душит слезами, и она бы рада отцу объяснить, но тот смотрит по-детски напугано, так, что врезать хочется.

Малия отталкивает Чарли и рычит почти, сверкая (не голубыми) глазами. Хочет бежать, сбежать, вот так, без рубашки, без себя-человека, но визг тормозов за окном буквально кричит, что идея идиотская.

Самообладание возвращается, когда выходит из дома. Учуяла даже за бетонными стенами:

Рэйкен.

- Какого черта ты делаешь здесь? - она припечатывает его к панельной стенке и смотрит, как бегают зрачки, а губы в усмешке кривятся, но дрожат.

- Что с тобой? - Малия спрашивает, потому что Тео перед ней до задницы странный. Весь неправильный, с изрешеченными красным белками и опаляющим дыханием.

- Рад видеть тебя, Малия, - говорит привычно, и сердце бьется ровно, но со скоростью в икс два.

Она толкает его с лестницы. Он предсказуемо не удерживается: на землю валится и улыбается безумно, вроде того конченного Марли с полосатой шапкой и хипповым фургоном - Стайлз говорил.

- Малия, - начинает он, облизывая окровавленные пальцы, и смеется нелепо, - есть подарок для тебя.

Поднимается в два

--">