Георгий Оскарович Марчик - Прекрасная папиросница

пережевывают свою бесконечную жвачку. Правдивый пес, подкравшись сзади, кусает за ногу гостя, в то время как ему лицемерно улыбается хозяин. Златотканно розовеют вершины далеких синих гор и заснеженно пустынная дорога скрипит под быстрыми ногами мальчика, который спешит в свое будущее. Застенчивый лаборант наблюдает через микроскоп любовь гомолюскусов в пробирке. Лаборант сходит с ума от ревности, сам пытается стать гомолюскусом. Нравится?

— Не знаю. Сегодня я не в своей тарелке…

— Ну, так залезь в свою тарелку обратно.

— Я ходок, — с обидой сказал председатель, — меня на общественные деньги послали. Я не могу тратить время на гомолюскусов.

— Идите, — спокойно сказал писатель. — Ищите и обрящете.

Писатель направился дальше. Слегка колышущаяся при его ходьбе упругая молодая молочно-нежная грудь луны напомнила ему прекрасную папиросницу.

— Я должен достать пять рублей, — подумал он, — даже если мне придется заложить в ломбард мою писательскую самобытность.

Но кому нужна самобытность писателя, к тому же страдающего неврозами и бессонницей? „Пойду-ка я в баню, — решил он, — буду таким же чистым внешне, как и внутренне".

Он купил билет в общие номера, разделся и смело шагнул в кромешный пар, словно попал в первый день сотворения мира. Когда его глаза привыкли к густому туману, он увидел вокруг себя множество голых — мыльных и скользких мужских тел, похожих на розовых дождевых червей. Писатель подошел к одному из мужчин и спросил, женат ли он. „О, да!" — ответил тот.

— Тогда потрите мне спину, — миролюбиво попросил писатель, а я вам.

Голый мужчина с готовностью схватил мочалку и стал с такой силой тереть спину писателя, что едва не сорвал с нее кожу. И в тоже время опасно приблизился к ней.

— Пустите, — сердито сказал он, отскакивая от слишком усердного помощника. — Я вас просил потереть мне спину, а не сдирать с нее кожу.

„Я готов потерять свою телесную оболочку, — подумал он, — только не таким первобытным способом. Пойду-ка я лучше в отдельный номер и заодно постираю там свое белье".

— Вы часто сюда ходите? — спросил писатель скользкого типа.

— На всякий пожарный случай я провожу здесь большую часть своего времени, — сказал мужчина, саркастически, как Эзоп, улыбаясь. — Вы мне нравитесь. Давайте, я еще раз потру вам спину.

— Спасибо, достаточно, — писатель, отшатнувшись, выставил перед собой шайку. „Разве можно хоть на секунду довериться таким людям, — подумал он. — Стоит чуть зазеваться и они тут же воспользуются этим. Еще немного и .я стал бы жертвой этого типа."

Однако тот, как видно, не угомонился.

— Возьмите меня с собой, — заискивающе попросил настырный тип, по-собачьи преданно заглядывал в глаза писателя. Я буду примерно вести себя.

— Не примазывайся, — дружелюбно, но твердо сказал писатель. — Не докучай. Ты найдешь себе другого, я же буду далеко.

Он купил билет в отдельный номер, закрылся в нем, напустил в большую белую ванну горячей воды. Однако едва он залез в нее, погрузился в воду, как в дверь громко застучали. Писатель вздрогнул и едва не захлебнулся от неожиданности.

„Неужели этот нахал рвется сюда, чтобы снова намылить мне спину?" — с опаской подумал он, выбираясь из ванны.

— Кто это? — громко спросил он, прислушиваясь к своему сердцебиению и стол босыми ногами на холодном кафельном полу.

— Я человек, изучивший порядок эвакуации жителей на случай пожара или других стихийных бедствий. Я могу быть вам полезен. Пустите меня, не пожалеете.

— Продолжайте изучать, — сказал писатель. — Желаю удачи.

Он проверил, плотно ли закрыта дверь, и вновь забрался в ванну, в блаженстве вытянулся и закрыл глаза. Перед его мысленным взором тотчас возникла прекрасная папиросница. Она распахнула свою пушистую кроличью шубку и призывно смотрела на него. Он вглядывался в ее глаза — ему казалось, что он парит в невесомости, летит в страну невиданной страсти. На всякий случай он крепко ухватился за край ванны, чтобы по пути туда ненароком не утонуть.

„Мое тело изношено, как старый башмак, — размышлял он. — На него как на обглоданную кость не польстится даже голодный шакал. Но когда я думаю о прекрасной папироснице, я словно окунаюсь в живые воды и выхожу из них молодым, полным сил и внутреннего огня. Неужели такое возможно? Та счастливая радость, что ждет меня… Ведь в конце концов я достану деньги. Не буду же я всю жизнь искать их. Сколько же можно --">