Марина Бреннер - Жена для отщепенца, или Измены не будет (СИ)

к исходу своему решил пошутить, принеся с собой прохладный, озорной ветерок.

Старшая из девочек, Анне, внезапно бросив надоевшую ей игру и, допрыгав на одной ноге до веранды, сосредоточенно пыхтя, также прыжками преодолела широкие ступени, одну за одной.

— Мам, — потребовала, глядя на Эмелину серебристо зелеными, большими глазами — Я хочу пить! И пирожное… или пирожок с сыром. Вот.

Льерда обхватила ладонями расписной, глиняный чайник с фруктовым отваром:

— Остыл уже… Подожди, согрею сейчас. Присядь, милая.

Устроившись за столом и уронив голову на руки, девочка теперь заинтересованно смотрела, как вспыхнувшие шаррхом руки матери, даря тепло посуде, согревают булькающую внутри, ароматную жидкость. Анне терпеть не могла холодный фруктовый отвар, и мама знала это. От шаррха становилось тепло напитку, а от знания того, что мамуля греет его именно для неё, Анне, становилось тепло девочке.

Поставив на стол просимое лакомство, магичка посмотрела на лужайку.

— Лиззи! — крикнула, приподнимаясь с плетенного стула, обращаясь к младшей дочери — Иди ка, тоже поешь! И отстань от Масика, ради всех Богов Гранн — Талльского Круга… Ты ему надоела. Я кому сказала, Лиз?

Изо всех сил старающаяся быть послушной, Лиззи, быстро пробежав по лужайке, присоединилась к сестре. Схватив с тяжелого блюда пирожок, а с эмалевой тарелки печенье и откусив от двух лакомств разом, тут же устроила весёлую возню, толкая плечом невозмутимо поглощающую отвар Анне, и хихикая.

— Не балуйтесь, — велела льерда Ланнфель, нарочито серьезно нахмурившись — Что за поведение? Вот скажу отцу, и никаких вам поездок в Призон! Никаких подарков и обновок.

Преувеличенно сердито посмотрев на притихших дочерей, пару раз ещё пнувших друг друга под столом, льерда перевела взгляд на кота, оставшегося в саду.

Освободившийся от беспрерывных детских тисканий и ласк зверь, поняв, что опасность на какое — то время отступила, пересёк лужайку в направлении более уютного места. Развалившись под низким, осыпанным цветами кустом «божьей розы», лийм задремал, уютно обернувшись шикарным хвостом.

Придвинувшись к столу обратно, Эмелина сжала в руках короткий карандаш, готовясь вернуться к учетным бумагам.

Дел накопилось невпроворот… Год, выдавшийся изобильным, вместе с радостью принёс и заботы. Небольшая фабрика, выросшая из маленькой маслобойни, давала стабильную прибыль. С плюсом шли фруктовые сады, поля, пастбища… Да и швейный магазинчик, открывшийся в начале весны, уже начал приносить небольшие барыши.

«Надо бы нанять ещё счетоводов в помощь, — подумала магичка, бегло щелкая карандашом по строчкам — Приезжий ни о чём не думает! Закончил свою Академию, и ошивается там неделями… Совладелец, куда деваться! Нет, те сорок процентов нам, конечно, не лишние, но… Как же всё остальное? Фабрика, магазин, дом. Девочки. Мне что, разорваться⁈ Вот приедет, накручу ему хвоста… Будет знать!»

Задумавшись, она зажала карандаш зубами. Наблюдая за тихо о чём — то говорившими детьми, улыбнулась.

Мысли, замерев на мгновение, плавно полились вновь:

«А всё — таки, какие они разные, наши дочки! Анне спокойна, даже несколько медлительна. Зато Лиззи ни минуты не усидит на одном месте. Вот и гувернантка говорит тоже самое, и учитель. А ещё меня убеждали, что близнецы похожи во всём… Да, как же… Как же. Враки всё. Глупые враки!»

— Мамуль! — Анне провела пальцем по резным узорам крышки стола, развезя по ней пролитый отвар — А этот же стол делал папа, да?

— Этот, этот, — подтвердила Эмми — Сделал новую крышку, ножки и «вырезкой» расписал. Красиво, верно? Каждый раз любуюсь.

Получив утвердительный ответ, сестрички Ланнфель тут же вновь принялись шептаться о резных цветах и птицах, сплошь покрывающих столешницу, не раз уже поразившую детское воображение.

— Вам не холодно? — спросила Эмми, остановив карандаш у нижней строки — Может, пойдете в дом?

Получив бурное «нет» от обеих дочерей, всё же остерегла:

— Ладно, ладно… Только в сад больше не бегайте. Вечер уже, хоть и тепло, а всё же трава «плачет», промочите ноги. Лучше немного поиграйте здесь, на веранде и домой, спать. Хорошо, милашки мои?

Вскоре вечер, устав петь и танцевать, свернулся клубком в самом отдалённом углу сада. Только лишь раз будучи вспугнут пушистыми --">