Степан Витальевич Кирнос - Когда гаснут звёзды

и старый друг… но не забывай, что ты говоришь про знать, — с нуднотой стал причитать Штеппфан. — Избранники божественного Мальфаса, как-никак. Будь повежливее. Я тебя ещё пойму, а вот ляпнешь при ком-то другом, точно отвесят или штраф, или десяток плетей.

— Хорошо. Ну, а что тебе там делать? — улыбнулся Итиэль. — В любой праздник ты только и сидишь, что работаешь или дома читаешь. А я с девушкой познакомился, которая меня проведёт. У неё и в фамилии волшебная приставка «Даль» имеется!

— Может я и приглашу кого-нибудь на бал в честь Звёздной летней ночи, — ухмыльнулся судья, сев за своё кресло и Итиэль увидел слегка полноватое овальное лицо, нефритовые неширокие глаза и чёрный короткий, аккуратно стриженный волос; опрятный вид навеивал образ исполнительного чиновника, а нефритовый оттенок глаз отдавал чем-то сердцеземским. — Вон, хотя бы… К-Калию Закареш. Я не думаю, что она откажется со мной сходить на бал.

— Ха! — подорвался Итиэль с кресла, быстро миновав весь кабинет, оставив смачные грязные следы на белом «пушистом» ковре. — Ты и пригласить Закареш!? Да я скорее поверю в то, что Подгород удастся сделать цивильным и праведным местом, где Ралата удариться в веру Семерых, чем ты её пригласишь, — парень завершил свой путь у шкафчика с сервисом, цепкими пальцами отворив дверь он нашёл там графин с мутной жидкостью, который тут же взял.

— Почему ты столь категоричен? — поднял бровь судья, откинувшись на спинку и с недовольством посмотрел на сапоги Итиэля. — Зараза, теперь придётся ковёр стирать.

— М-м-м, элтридорское красное, — втянул приятные терпкие ароматы секретарь, поглаживая гладкий хрустальный сосуд. — С нотками гвоздики. У тебя недурной вкус, — Итиэль взглянул на Штеппфана, лик которого омрачила неприятная серость.

— Ты это, не уходи от темы.

— Иди и пригласи её, — с задором сказал Итиэль, потерев ладони, убрав вино и вернувшись в кресло. — Я готов поставить сотню, да нет — тысячу медяков на то, что ты струсишь! Не сможешь. Будь ты хоть сто раз героем битвы за Пороховой утёс, но ты боишься девушек больше нежити!

— Ты действительно так думаешь? — потёр ладони Штеппфан.

— Конечно. Я знаю это, — сложил руки на груди парень, поёрзав в кресле, пытаясь хоть как-то согреть себя. — Ты как видишь Закареш, у тебя едва ли не подкашиваются ноги. Сколько ты не был красноречив, но рядом с ней ты начинаешь заикаться и бурчать что-то невнятное.

Даль’Кир вспомнил суть слов друга, находя в них желчную правоту. Присутствие молодой хранительницы выбивает его, делает рассеянным, как то было в последний раз во время посещения Натары Даль’Верам. Он должен был рассказать Тручессе Святого ордена о состоянии о количестве преступлений против культа Семерых и осуждённых за ересь и отступничество. И всё бы ничего, но младший судья часто сбивался, запинался и засматривался на молодую девушку, облачённую в красно-белые одежды послушницы, помогавшей охране. Он не мог надолго оторвать взгляда от её шоколадно-коричневых глаз и прекрасного утончённого лица. А засматриваясь парнишка затягивал речь, путался и перемешивал предложения отчёта. Натара, будь она сто раз воином и служащей страны, быстро всё поняла и отдала распоряжение молодой послушнице, чтобы та очень долго шла за вином, а лучше бы — купила его в Подгороде.

Воспоминание взыграло в душе Даль’Кира вспышкой негодования и ярости. Почему — он, судья Трибунала, не может позвать на бал хранительницу? Почему он должен бояться и мяться?

— Тихо! — хлопнул Штеппфан по крышке стола, на бледных щеках проступил лёгкий румянец. — Я приглашу её. Хоть мне это будет стоить всего состояния!

— Спорим, — подошёл к столу Итиэль. — Ты этого не сможешь сделать. На три сотни медяков.

— Спорим, — протянул длань судья, заключив ладонь друга в крепком рукопожатии.

— Это будут мои самые лёгкие деньги, — радостный отошёл Итиэль, плюхнувшись в кресло.

В кабинете повисла противная тишина, слегка прерываемая шипением дождя. Помещение, набитое книгами, бумагами и вывешенными документами, да львиным гербом Арка, давило каким-то канцеляризмом и только коллекция вин и коньяков из Нерима, бережно выстроенная в три батареи бутылок, смягчала обстановку. Даль’Кир, сидевший на фоне багрового стяга с белой королевской хищной кошкой, с теплотой посмотрел на изогнутое серебристое лезвие ятагана с белоснежной рукоятью, висевшего на стене, прямо --">