Ася Иолич - Улица Венеалме

Ася Иолич Аяна из Золотой долины. 7. Улица Венеалме

1. Новый день встаёт над миром

Занавеска хлопала, легкими взмахами полупрозрачной ладони прощаясь с тёплым, солнечным утром.

– Гели, я больше не могу, – сказала Аяна, ложась ничком на пол, прямо на коврик перед большой кроватью с балдахином, под светлый потолок, расписанный нежными цветами.

Это было невыносимо. Невыносимо. Это было ещё хуже, чем идти к Конде, не зная, жив ли он. Тогда это обжигало душу, и Аяна останавливала себя, но сейчас это бушевало ещё и по всему телу. Он был жив, и он нашёлся, но уехал снова, и это терзало. Невыносимо.

– Аяна, да что с тобой такое?

Аяна лежала и плакала прямо в пыльный ковёр, ощущая, как его жесткая шерсть натирает ей лоб и нос, и Гелиэр наконец позвонила в колокольчик.

– Вот, – послышалось через какое-то время от двери.

– На, выпей, – сказала Гелиэр, приседая на корточки рядом с ней.

Аяна приподнялась на одной руке. Каприфоль, густая, коричневая, мерзко сладковатая, пахучая, скользнула по языку.

– Что с тобой, Аяна?

Стакан легко стукнул по доскам пола, Аяна перевернулась на спину и уставилась в потолок.

– Мои друзья уехали. Они отвлекали меня от мыслей. Теперь мысли снова со мной, и мне тяжело.

– Может, я тебя отвлеку?

– Меня ничто не отвлекает, Гели. Ни книги, ни шитьё камзола, ни эти, – махнула она рукой на вышивку, – создания.

Гелиэр помолчала, обхватив колени, опустив густые чёрные ресницы, затеняя голубые глаза.

– Я тоже не могу отвлечься. Я постоянно думаю... Думаю...

Аяна схватила её за запястья.

– Нам надо остановиться, – сказала она, укладывая Гелиэр рядом с собой на ковёр. – Нам надо остановиться, иначе мы сойдём с ума.

– Это теперь всегда будет так? – жалобно спросила Гелиэр, разглядывая штукатурку и оправляя фиолетово-синий подол домашнего платья.

– Осталось всего два дня. Два дня. Ты выйдешь замуж, Гели. Мы пережили это ожидание, и ничего не случилось. Даже твой отец не стал уезжать в эйнот. Всё так гладко, что я прямо диву даюсь. Нас ни разу не заметили в бухте, и Анвер, который приехал с голубыми волосами под плащом и оставил лужи голубой воды в купальне, не вызвал вопросов.

– Так чего же ты так волнуешься?

Снова на один этаж с Айлери, в дом, где всем распоряжается кир Орман, без Конды, без возможности уехать к Кимату вечером или поговорить с Чамэ или Анкэ. Аяна моргала, лёжа на ковре и глядя в потолок, светлый, ровный, высокий, ощущая лежащую рядом Гелиэр, слушая её дыхание и чувствуя запах её сияющих гладких волос, распущенных, трижды за утро очень, очень тщательно расчёсанных.

Конда, где же ты? Где легкокрылый "Эйдемас", густо увешанный парусами, чем-то похожий на узкую, вёрткую улочку Ордалла, окрылённую неимоверным множеством парящих на ветру простыней на натянутых между домами верёвках?

– Может, я причешу тебя?

– Только не это! Пожалуйста! – прошептала Гелиэр, умоляюще сводя брови. – Только не опять!

Берега души омывали волны тревоги, каждая выше и холоднее предыдущей. Конда не вернулся. Что если режущий волны копэ "Эйдемас" слишком круто поймал ветер, и тот окунул его гирлянды парусов в волны холодного моря, рассыпая с палубы бочки, развевая по ветру канаты, гремя раскручивающейся с ворота цепью якоря?

Аяна вскочила.

Балясины, бокастые, светлые, ударами участившегося сердца провожали её вниз по лестнице, повторяясь над светлыми ступенями, белея, как костяшки беспокойно стиснутых кулаков.

– Это четвёртый стакан каприфоли, – сказала Саорин задумчиво. – Что ты собираешься с ними делать?

– С кем? – отрешённо промямлила Аяна, допивая последние капли омерзительно вонючего тёмно-коричневого настоя.

– С котами, которые придут по твою душу, как только ты въедешь в кварталы города.

– Не знаю. Дома я тискала Шоша и успокаивалась.

– С таким количеством каприфоли ты успокоишься ещё раньше, чем выйдешь из дому.

Они замолчали, глядя наверх, в окно, где Лерт усердно наполнял водой маленький неглубокий прудик.

– Теперь можно поселить там пару красногорлых лягушек, – сказала Саорин, подпирая щёку ладонью. – Они, во всяком случае, не такие требовательные, как мирабилии.

Аяна уронила голову на стол.

– Ну чего ты, Аяна? – жалобно повернулась к ней Саорин. – Не кисни, как забытое молоко, а то и я закисну!

Аяна упёрлась лбом в стол. Она не кисла. Она тихо горела.

– Ты что... --">