Дороти Гарлок - Волшебный цветок

Дороти Гарлок Волшебный цветок

АКОНИТ^[1]

О аконит! Прекрасный, ядовитый,

В сияющем цветенье, как в дыму…

Что мне сулят созвездья аконита.

Когда гляжу в сомнении во тьму?

Отравленным дурманом отрешенья

Его цветов — отрадней ли дышать,

Чем в братнем доме — смрадом униженья,

В котором задыхается душа?

Шипы одели стебли аконита -

Опасность! Вызов! В силах ли принять?

Но я решусь. Сомненье позабыто,

И нет уж права обратиться вспять.

Цветок, что ты несешь — отраду, горе?

Манишь на Запад, в многотрудный путь -

Туда, где ты свободен на просторе,

Туда, где сердце сможет отдохнуть, -

В тот край, откуда ОН, еще безвестный.

Увиденный в фантазии, в бреду,

Зовет меня — в загадочную бездну,

В свой аконитный край… О, я иду!

Глава 1

Ривер-Фоллз, штат Висконсин 1883 год

— Ты никуда не поедешь! Я запрещаю!

Ферд Андерсон подошел к камину и положил ладонь на дубовую каминную полку. Прищурившись, он впился злобным взглядом в лицо сестры.

Несмотря на волнение, Кристин старалась говорить спокойно:

— Ферд, я уже не ребенок. Мне двадцать три года, и я…

— Старая дева, — в раздражении перебил ее Ферд. — Старая дева, которая последние десять лет пользовалась моим гостеприимством и ни разу в жизни не удалялась от родного дома дальше чем на тридцать миль.

Замечание брата больно задело Кристин, но она не подала виду.

— И ты рассчитываешь, что я позволю тебе самостоятельно отправиться за тридевять земель, в Монтану, в дикое, необжитое место под названием Биг-Тимбер? (Переводится как Большой Лес. — Здесь и далее примеч. пер.)

— Мистер Хэнсон писал, что Монтана скоро станет сорок первым штатом.

— Будь она хоть первым штатом, мне плевать! Да и что он понимает, этот полоумный Хэнсон? Вот тебе мое последнее слово: ты никуда не поедешь.

— В наше время женщины пользуются большей свободой. По-моему, ты забыл, что мы живем не в средние века, а в восьмидесятые годы девятнадцатого века. И я уже взрослая. Ты не имеешь права решать за меня.

— Неужели? Не имею права, говоришь? — переспросил Ферд. Он одним движением руки оттолкнулся от каминной полки. Его лицо побагровело, губы превратились в тонкую линию. — Скажи на милость, кто заботился о тебе все эти годы, кто дал тебе кров, кусок хлеба, одежду?

— Конечно ты, Ферд, но ведь я отрабатывала свое содержание, выполняя домашнюю работу.

Он словно не расслышал ее последних слов.

— И вот теперь, когда у тебя появилась возможность отплатить мне за заботу, ты вздумала сбежать из моего дома, заполучить наследство своего непутевого дядюшки и промотать его в одиночку!

— Вряд ли дядя Ярби был такой уж совсем непутевый работник. Все-таки он сумел нажить кое-что.

— Я помню, мама рассказывала, что он был лентяем, каких свет не видывал.

— Моя мать его любила. Дядя Хэнсел как-то говорил Густаву, что у дяди Ярби доброе сердце и что он по натуре искатель приключений; ему хотелось сначала повидать мир, прежде чем осесть на одном месте.

Ферд пренебрежительно фыркнул:

— Подумаешь, дядя Хэнсел! Да он только и смог оставить своим сыновьям, что полдюжины коров, пару быков и заложенную ферму, а еще — полный дом женщин, которых нужно кормить-поить, и бездельника Густава, который не желает жить на ферме и хоть немного облегчить бремя Ларса.

Не имело смысла спорить, что Густав — вовсе не бездельник. Ферда всегда раздражали красота и приятные манеры Густава. Немного помолчав, Кристин попыталась сменить тему:

— Я не знала, что ты считаешь меня обузой, Ферд. — Она обошла вокруг кресла и принялась с преувеличенной тщательностью расправлять белую вязаную салфетку на спинке. — Ты сам настоял, чтобы я переехала сюда, когда умерла мама. Потом ты продал ферму, и я подумала, что моя доля пошла в счет платы за мое содержание.

— Как ты думаешь, на сколько могло хватить этих денег? На всю жизнь? Да они давным-давно кончились.

— Но, Ферд, я была для тебя бесплатной экономкой, портнихой, няней твоим детям.

— Неправда! — раздался срывающийся голос Андоры, жены Ферда. — Как ты можешь так говорить! Когда ты приехала, то сама пожелала взять на себя хозяйственные заботы. Мы дали тебе крышу над головой и…

— Замолчи! — прикрикнул на жену Ферд. Андора заплакала, и он разозлился еще больше. — Ну-ка, прекрати реветь!

Женщина тихонько вскрикнула, снова опустилась на диван и замерла с выражением оскорбленного достоинства на --">