Кэтлин Вудивисс - Лепестки на воде

места, более напоминающего преисподнюю, чем английская галера, плавучая тюрьма, направляющаяся в одну из колоний. И, разумеется, этому убеждению никто не способствовал так, как Гертруда Тернбулл Фитч, супруга капитана судна и единственный отпрыск Хораса Тернбулла, полноправного владельца «Гордости Лондона» и небольшого флота торговых судов.

Вспомнив о Гертруде Фитч, Шимейн остановилась, чтобы поправить самодельную косынку на голове. Во время нескольких появлений Шимейн на палубе ее огненно-рыжие пряди неизменно распаляли гнев Гертруды: мегера принималась поносить всех ирландцев без разбору, считая их непроходимыми тупицами, а саму Шимейн презрительно именовать грязной жабой — кличкой, которой многие англичане без стеснения награждали ирландцев.

— Ну, чего ты там копаешься? — рявкнул Поттс. Его поросячьи глазки вновь заблестели, выдавая склонность к жестокости, которую он с усердием выказывал, как только появлялся малейший повод.

— Иду, иду, — пробормотала Шимейн, выбираясь из люка. Все несправедливости, которые ей пришлось вытерпеть за три месяца плавания, пронеслись в ее голове горьким воспоминанием, вновь воспламенив раздражение — Шимейн с трудом поборола желание плюнуть в одутловатое лицо обидчика. Но с тех пор как ее арестовали в Лондоне, она познала на собственном горьком опыте: хладнокровие и послушание — единственные качества, благодаря которым заключенный может надеяться выжить в английской тюрьме, наземной или плавучей.

Не желая показывать, что ее силы иссякают, Шимейн ухитрялась с достоинством переставлять обремененные кандалами конечности. Порыв промозглого ветра налетел на нее, и она слегка расставила босые ноги, чтобы сохранить равновесие, и с упрямой решимостью выпрямила спину. В последнее время свежий воздух стал для нее непозволительной роскошью, и потому она подняла голову, медленно впитывая солоноватый запах прибрежных вод.

Поттс прищурился, заметив позу девушки: он счел ее чересчур вызывающей.

— Опять задираешь нос? Точно какая-нибудь высокородная шлюха при дворе. — Указав пальцем на изорванную одежду Шимейн, он загоготал: — При дворе нищих у монастыря кармелитов!

Шимейн знала, как плачевно она выглядит в перепачканных обносках и железных браслетах. Некогда ее зеленая бархатная амазонка вызывала завистливые взгляды избалованных дочерей богатых аристократов (тех самых, что безутешно оплакивали ее помолвку с самым привлекательным богатым холостяком Лондона). Ее нынешний вид стал бы причиной злорадного смеха тех же девиц.

Шимейн горестно вздохнула. Знакомая до ареста только с беззаботной, легкой жизнью, она растерялась, безо всяких причин брошенная в грязную тюрьму, где отверженные встречали ненависть, насилие и безысходность.

— Благородной леди и вправду весьма неудобно пускаться в плавание без горничных и портних. — В ее тоне сквозила ирония. — Слугам, с которыми я имела дело в последнее время, недоставало представления об истинной преданности и долге.

Так и не сумев определить, где в словах Шимейн скрыто оскорбление, Поттс тем не менее исполнился подозрений. Правильная, вежливая речь Шимейн вызывала у матроса смутное чувство неловкости за собственный язык, особенно потому, что он еще в ранней юности сбежал из дома, где мать-вдова всеми силами оберегала его от пагубного влияния уличных беспризорников.

Стиснув массивным кулаком цепь, свисающую между закованными в браслеты запястьями Шимейн, Поттс резко рванул ее к себе. Широкое, заросшее щетиной лицо мучителя и красный, циклопический глаз оказались совсем рядом. Но даже после стольких мытарств девушка наотрез отказалась дать матросу то, о чем он мечтал, — неоспоримое чувство превосходства.

— Слушай, ты, ирландская сука! — прохрипел он, дергая цепь. — Думаешь, ты выше и лучше меня, да? Думаешь, тебе есть чем гордиться? Ошибаешься, жаба! Ты недостойна даже слизывать плевки с моих башмаков!

Шимейн чуть не задохнулась от зловонного дыхания матроса и невольно поморщилась, когда железные браслеты впились в запястья. Впервые увидев Джейкоба Поттса, она тут же испытала непреодолимое отвращение к этому человеку. По приказу капитана женское помещение оставалось запретным для всех, кроме избранных членов экипажа, но Поттс пренебрег этим приказом и с надменностью султана в собственном гареме, расхаживал возле их камеры, соблазняя самых миловидных краденой едой, свежей дождевой водой --">