Вера Эн - Замуж за барристера

что он в честь победы выпил лишнего, вот и перестал собой владеть. Ан нет, и на следующий день лучше не стало. Лицо багровое, глаза безумные — и бормочет чего-то. Меня вообще как будто не узнает. Я уж и за дохтуром сбегал: вдруг, думаю, приступ какой? Так он что мне, что дохтуру этому злосчастному такого наговорил, что твоим нежным ушкам слышать никак не положено. Потом, правда, расчухался немного, прощения даже попросил за свой срыв, да только чудилось мне, что история на сим не закончилась.

— Не закончилась, — вздохнула Элизабет, гладя по спине взволнованную, словно бы чувствующую ее настроение Тайну в надежде отыскать давно потерянное спокойствие. Но откуда тому было взяться после рассказа Эшли? Элизабет и сама связывала перемены в поведении отца с какими-то неизвестными ей событиями Королевских скачек, и кузен лишь подтвердил ее догадки. — Его по-прежнему что-то тревожит, но он не хочет со мной делиться. Да пусть бы даже я не смогла дать ему дельный совет, но хотя бы выслушала, поддержала. Он же знает, что я всегда буду на его стороне.

Эшли пожал плечами.

— Быть может, старик опасается, что эта история заставит тебя переменить о нем мнение? — предположил он, и Элизабет бросила на кузена неприязненный взгляд. Ей очень не нравилось, когда Эшли столь панибратски называл ее отца стариком, но эта мелочь не шла ни в какое сравнение с его обвинениями. Чтобы отец сделал нечто, бросающее тень на его доброе имя — о таком даже помыслить казалось кощунством. Томас Уивер всегда был человеком чести, дорожившим своей репутацией ничуть не меньше, чем дочерьми. Однажды он в страшный мороз проделал верхом пятнадцать миль, чтобы не оставить своего давнего товарища на дуэли без секунданта. А Эшли смел намекать на какую-то темную историю, как будто говорил не о самом близком своем родственнике, по сути, давшем ему все, что он сейчас имел, а об авантюристе с последней полосы «Таймс». Нет, такого Элизабет стерпеть не могла.

— Ты с кем-то путаешь папу! — довольно-таки жестко проговорила она. — Или злословишь, что мне совсем уж непонятно! В любом случае я больше не намерена обсуждать с тобой такие вещи!

С этими словами она открыла дверцу стойла и вывела Тайну из конюшни. Вряд ли Элизабет собиралась пуститься на ней вскачь без седла и упряжи, просто не могла находиться рядом с человеком, оскорбившим ее отца. Она, конечно, давно знала Эшли и его грубоватую манеру общения, но сейчас ощутила, что в одном помещении с ним ей не хватает воздуха. Может быть, потому что услышала в его словах долю правды?

— Элизабет! — Эшли выбежал следом за ней — взволнованный и виноватый. Увидел, что она не успела далеко отойти, и облегченно тряхнул головой. — Прости! — извинился он прежде, чем подойти ближе. — Ты неправильно меня поняла.

Она сдержала резкий ответ: в пошатнувшемся благоденствии ей требовался союзник, а не еще один враг, а Элизабет, несмотря на некоторое недовольство поведением кузена, очень ценила его за ум и наблюдательность.

— Я хотела бы в это верить, — произнесла она, — но ты, кажется, выразился достаточно ясно.

— Я лишь хотел сказать, что у Томаса, несомненно, немало врагов, которые будут рады его падению, — принялся объяснять Эшли, и Элизабет, помимо своей воли, прониклась его озабоченностью. — Видела бы ты, какими взглядами нас прожигали после этой злосчастной победы. Кто-нибудь из конкурентов наверняка мог задумать недоброе. А твой отец — не сердись! — чересчур открыт и доверчив к людям и потому вполне мог попасть в неприятную историю, о которой тебе не желает рассказывать, опасаясь твоего осуждения.

Элизабет вздохнула. Обняла Тайну за шею, ткнулась лбом ей в гриву. Да, Эшли был совершенно прав. Он действительно хорошо знал Томаса Уивера и, вероятно, хотел ему помочь, а вовсе не утопить окончательно. Но его манера выражать свои мысли на грани дозволенного не раз и не два играла с ним злые шутки. Обычно в в таких случаях раньше всех вспыхивала Эмили, покуда не научившаяся сдерживать свои эмоции так, как подобало, но и Элизабет порой ощущала горячее возмущение речами кузена. Лишь отец ничего не замечал, балагуря и довольно смеясь над колкими и точными остротами племянника. Элизабет как-то пыталась обратить его внимание на неуместность некоторых замечаний Эшли, но Томас Уивер только махнул рукой.

— Лучше неприятная правда в глаза, чем нож в спину, — заявил он, и Элизабет не могла с ним в этом не --">