(Веллет) - На кресте рука (СИ)

уступил. Нельзя отказать страждущему, особенно если он страждет так яро и нетерпеливо.

Тут он ощутил, как дрожащие пальцы Доминика резко распустили небрежно затянутую шнуровку на его исподних штанах и торопливо скользнули под ткань. Прикосновение к освободившейся плоти было столь мучительно-прекрасным, что Анри не удержался от легкого стона и накрыл руку возлюбленного своей, показывая, что не грех бы и приласкать. Доминик послушно скользнул по стволу вверх и вниз, и только было попытался отстраниться, безотчетно облизывая губы, как Анри его удержал. Рот святого отца мог нести потрясающую благодать, но сейчас, когда герцог уже успел ощутить, насколько его ждут в другом месте, не следовало позволять возлюбленному жертвовать собой.

Анри обхватил диакона за бедра, удобнее устраивая над собой, и, обхватив за другую ягодицу, придал направление, в очередной раз отбрасывая сползающую грубоватую ткань сутаны. Доминик шире раздвинул ноги, крепче упираясь коленями в перину, и скользнул по твердой плоти любовника, едва ощутимо ее задевая. Он опирался на обе руки по бокам, и лицо его приобрело слегка растерянное выражение. Анри милосердно помог — легко управляя поддающимся возлюбленным, он направил плоть к раскрытой ложбинке и, слегка потеревшись о нежную кожу, помог диакону опуститься. Охнул — невольно…

Доминик коротко простонал, почти выдохнул, когда в одно движение принял в себя естество. Сначала вздрагивал, придерживая Анри за плечо, хотя тот ничего не делал, а потом чуть приподнялся и склонился над любовником. Щекотные пряди скользнули по виску и по уху графа, и тот охотно раскрыл губы, позволяя себя целовать, как хороший стратег ждал сигнала.

И дождался. Пальцы Доминика требовательно впились в плечо, и тот отстранился, выпрямляясь и откидывая голову назад, обнажая беззащитную шею, на которой ярким светлым пятном выделялась колоратка. На это-то пятно и уставился Анри, когда святой отец медленно поднялся выше, зажимая в себе только чувствительно навершие плоти, а потом так же неспешно опустился. И еще раз. И еще.

Каждое новое движение было быстрее и сильней предыдущего, и вскоре Анри понял, что не может больше терпеть. Он с силой притянул возлюбленного к себе, целуя раскрытые горячие губы, а потом, собравшись, резким толчком перекатился на кровати, подминая Доминика под себя.

Сутана, конечно, сбилась, но, слава Господу, задралась выше, а не обвилась вокруг бедер, и диакон обрывисто застонал, требовательно впился в плечи, нетерпеливо изгибаясь.

— Ну же, Анри! — выдохнул коротко. — «Ибо благодатью мы спасены…»

— Помолчи, Бога ради, — мучительно простонал граф и мощно двинул бедрами, подкрепляя свои слова действием.

Доминик мгновенно подавился следующим душеспасительным высказыванием и поднял помутившийся взор. Как бы Анри ни желал сейчас удовлетворить собственную жажду, он приостановился, наслаждаясь этим почти жалобным взглядом, мучительным изломом почти бесцветных бровей, закушенной до белизны губой…

— Анри, — из-за закушенной губы слова прозвучали невнятно, — Прошу… «Благоволи же, Господи, принять добровольную жертву уст моих…»

Герцог точно знал: если возлюбленный начал говорить словами Псалтыря, значит, где-то он сам, Анри, недоработал. Поэтому он мощно двинул бедрами, обрывая сбивчивую речь, и склонился к уху святого отца, вкрадчиво и горячо выдыхая:

— Я охотно приму жертву твоих уст, но не сейчас.

Диакон возмущенно вскинулся, еще больше прогибаясь, но возмущение в его глазах таяло с каждым резким движением. Герцог перестал мучить возлюбленного и довольно быстро набирал темп, наслаждаясь принимающим его телом, сжимающимися бедрами, сбитым дыханием. Пока еще мог соображать, удобнее подтянул сутану — чтобы не помешала в самый упоительный момент, а потом окончательно перестал сдерживаться. С губ Доминика сорвался вскрик, он запрокинул голову, полностью отдаваясь, и Анри жадно и одновременно ласково сжал узкие крепкие бедра, что так плотно обвивали его, приласкал приоткрытый подтянутый живот любовника и, слегка опустившись и опираясь на локоть, обхватил чужое естество в кольцо пальцев. Больше открытых участков под глухим одеянием священника не было, и герцог сосредоточил взор как раз на этом — на строгих одеждах, сейчас

--">