Елена Юрьевна Раскина - Под знаком Софии

Елена Раскина Под знаком Софии

© Раскина Е.Ю., Никольский В.М., 2013

© ООО «Издательство „Вече“», 2013

Вместо предисловия Прощание

Отец Иоанн, настоятель Херсонского крепостного собора, любил постоять в благоговейном молчании перед гробницей светлейшего князя Григория Александровича Потёмкина. Каждый день, наряду с церковными службами, совершал он один и тот же торжественный ритуал: спускался в подвал собора по узкой кирпичной лестнице — осторожно, медленно, боясь оступиться. Свеча была единственным источником света в окружавшей отца Иоанна темноте, и он ежеминутно боялся выронить слабый, хрупкий, оплывавший в руках воск. Иногда, впрочем, свеча гасла, и отец Иоанн продолжал путь к гробнице светлейшего в густом, чернильном мраке, а потом добрых пятнадцать минут так же медленно и осторожно поднимался наверх, в собор.

Здесь, в подвале собора, на невысоком кирпичном постаменте, стоял гроб, покрытый чёрной тканью. Внутри был ещё один гроб — свинцовый, обитый серебряным позументом. Над гробом утешительным малиновым светом теплилась лампадка. Сквозь небольшое окошко, выдолбленное в крышке, можно было увидеть набальзамированное тело князя Потёмкина — в мундире и при орденах. Сюда, вслед за отцом Иоанном, поклониться праху светлейшего приходили многие благодарные души: греки, которых Григорий Александрович вызвал из Турции и поселил в землях Новороссии, в Северном Причерноморье, жители основанных князем городов, друзья, единомышленники и до сих пор любившие усопшего женщины. Когда гостей не было, отец Иоанн спускался к гробу один: помолиться в тишине и темноте о душе Григория Александровича, искупившей великими делами и начинаниями все земные грехи и заблуждения. Вот и сейчас отец Иоанн мысленно произносил слова молитвы за упокой души светлейшего князя…

Несколько недель назад рядом с отцом Иоанном стояла красавица и умница Сашенька Браницкая, племянница Потёмкина, которая, казалось, до сих пор не могла поверить в преждевременную смерть своего блистательного дядюшки и беседовала с ним, как с живым. Иногда Сашенька плакала над гробом — отчаянно, навзрыд, как ребёнок, и шептала дядюшке слова любви. Когда-то Александра Браницкая любила Потёмкина совсем не родственной любовью, и он отвечал ей тем же — до тех пор, пока в жизни князя не появилась таинственная гречанка, София Витт, неверная жена коменданта Каменец-Подольской крепости Иосифа Витта…

О Софии Витт отцу Иоанну рассказал бывший начальник канцелярии Потёмкина, генерал Василий Степанович Попов, который привозил в Херсонский крепостной собор проекты надгробного памятника светлейшему, одобренные было императрицей Екатериной, но потом отложенные в долгий ящик. Некоторые подробности последней любви князя сообщил священнику полковник Михаил Леонтьевич Фалеев — градоначальник основанного Потёмкиным Николаева. Отец Иоанн ни о чём не расспрашивал своих гостей — они рассказывали сами, торопливо, сбивчиво, волнуясь и начиная снова.

— Я умоляю вас запомнить мои слова, отец Иоанн, — говорил Фалеев. — Смерть князя Григория Александровича была столь внезапной, что многие подозревали яд. И только женщины, которые в последние мгновения были рядом с князем, могли знать правду. О последних днях Григория Александровича многое рассказала бы гречанка София Витт, с которой князь хотел обвенчаться во вверенном мне Николаеве… Но сейчас она стала графиней Потоцкой и, говорят, забыла всё былое в чудесных садах, которые подарил ей муж…

— Напишите мемуары, батюшка, — умолял отца Иоанна Попов. — То, что мы доверяем вам, должно быть открыто потомкам. Все друзья князя, вынужденные молчать нынче, просят вас об этом. Будьте хранителем не только гробницы князя, но и памяти о его великих делах!

— Что же заставляет молчать вас, сын мой? — спрашивал отец Иоанн.

— Боюсь, батюшка, гнева государыни нашей Екатерины! — отвечал Попов. — Наказания боюсь за разглашение тайны, которую она хочет скрыть. А наследник Павел Петрович, если воцарится, и самую память о князе пожелает искоренить. Только на вас и Господа уповаю.

Отец Иоанн прислушался к просьбам друзей покойного князя и стал на досуге писать мемуары. Тщательно, скрупулёзно сохранял для потомков всё то, что доверяли ему Попов и Фалеев, пересказывал сбивчивые, взволнованные признания Сашеньки Браницкой. Но однажды, --">