Лариса Олеговна Шкатула - Пани колдунья

— Не находите, княжна, что у вас по пословице получается: каждый кулик свое болото хвалит.

— Ежели кому хочется называть Петербург болотом — вольному воля. Коли историю вспомнить, так город наш и так на месте прежних болот стоит.

А только я как есть квасной патриот и ничуточки этого не стыжусь. Может, судьба мне на болоте жить.

Последняя фраза, сказанная Лизой в шутку, прозвучала неожиданно серьезно, так что Аннушка с удивлением взглянула на нее, но Галицкий ничего не заметил. Он усиленно размышлял.

Ну, скажите, люди, разве это речь пятнадцатилетней девушки? Послушать — по меньшей мере, государственный деятель рассуждает. И две такие разные девушки могут дружить между собой?!

Он все же спросил Аню:

— А как вам такое мнение о Венеции, Анна Дмитриевна?

— Лизок, по обычаю, чересчур серьезна — так я считаю. Моя бы воля, хоть завтра в Италию поехала!

Или в Египет! Или в Индию! Или на край света!

И все смотрела бы, смотрела, пока глаза не устанут!

— Сколько чувств и романтизма в сей юной деве! — скупо улыбнулась Лиза. — Вам, Роман Сергеич, повезло: Аннушка так не похожа на иных северных чопорных красавиц, в ней все открыто, ясно, чисто.

И когда вы станете старше, то поймете, каким сокровищем со временем станете обладать…

— Лиза! — вскрикнула Аннушка, отчаянно покраснев. — Зачем ты так меня расхваливаешь, словно товар на ярмарке!

— А что, разве петербургский свет не есть ярмарка невест? — пожала плечами Лиза. — Каждый знает, сколько та или иная невеста стоит и какие у нее достоинства…

— Ты сегодня невыносима! — тихо сказала Аня. — Мой брат бывает таким, когда у него наутро после шампанского голова болит. Тогда он всем недоволен и всех хает. Папенька ему в такое время пиявки рекомендует. Чтобы дурную кровь отсосали.

— Спасибо, подружка, на добром слове! — холодно сказала Лиза, не обращая внимания на Анну, глаза которой уже наполнились слезами.

Но тут же опомнилась. В самом деле, что с нею происходит? Уж не сглазил ли кто? Набросилась на Аннушку ни с того ни с сего. Вон и граф так глядит, будто закадычные подружки на его глазах, точно поссорившиеся дворовые девки, вцепились друг другу в волосья…

— Аннушка, прости меня, Христа ради! — взмолилась она. — Сама не знаю, чего меня бес за язык тянет.

Утром с левой ноги встала!

— Не сержусь я на тебя, — разулыбалась отходчивая Аня. — Маменька говорит, у нас, женщин, организация тонкая, оттого мы можем позволить себе покапризничать и побаловать себя плохим настроением.

— Побаловать плохим настроением? — удивился Галицкий. — Это что-то новенькое. Видимо, и мне у госпожи Гончаровой стоит взять несколько уроков, чтобы хоть чуть-чуть понять вашу женскую природу.

Они опять ехали в санках — на этот раз отвозили домой Лизу. А потом Галицкий должен был отвезти Аннушку.

Зимние дни коротки, вот и этот уже клонился к вечеру. Небо посерело, а на севере появились и стали собираться в кучу темные облака, подцвеченные закатом до лилового цвета.

Постепенно темные облачка сбились в плотную черную тучу, которая теперь потихоньку надвигалась на город, обещая ближе к ночи снежную бурю.

«Вот отчего у тебя такое нервное настроение, — мысленно сказала самой себе Лиза. — К перемене погоды!» Это вроде бы объясняло точившее девушку беспокойство.

Санки наконец остановились напротив дома Астаховых, и Галицкий как раз помогал Елизавете сойти, когда из дома, будто вытолкнутый мощной рукой, вывалился наружу какой-то человек. Он широко перекрестился на видневшийся вдалеке собор и пробормотал скороговоркой, но достаточно слышно:

— Колдун, прости меня господи! Как есть, чистый колдун!

— Опять! — сердито топнула ногой Лиза, едва сдерживая слезы. — Опять он взялся за свое!

— Лизок, — обеспокоенно окликнула ее Аннушка, моментально разобравшаяся, в чем дело; она придержала Галицкого, который ничего особенного в увиденной картине не заметил и как раз собирался пустить вороного во весь опор. — Может, ты к нам поедешь?

— Вот еще! — передернула плечами Лиза. — Нет уж, разберусь по горячим следам!