Мари Кордоньер - Сила любви

Мари Кордоньер Сила любви

Пролог

Сан-Тропе, август 1538 года

Луч солнца словно заблудился между двумя полуоткрытыми ставнями, а потом, поблескивая, поплыл через мягкий полумрак обширных покоев. Откликаясь на ласку дневного светила, заискрились роскошные цветные ковры, покрывавшие нежно мерцающие, белые как снег квадраты мраморного пола и, как в зеркале, отразились в шелках восточных подушек. Пробудился ото сна блеск тяжелой полированной мебели, замерцал по матовой черной поверхности оленьей головы с рогами, а солнечный луч наконец завершил свое странствие на другом конце комнаты, рассыпавшись, словно цветной фейерверк, всеми цветами радуги.

— О-о! Как красиво, бабуленька!

Ребенок, кажется, так бы и смотрел, не отрываясь, на это мерцающее великолепие, приоткрыв рот, словно завороженный игрой света, явившейся его восхищенному взору. Даже и после того, как пожилая дама открыла тяжелую, украшенную резьбой крышку большой шкатулки, дитя оставалось во власти волшебного видения.

Но и сама благородная дама смотрела не на драгоценности, лежавшие на бархатных подушечках, а на миловидное личико маленькой девочки. Еще не прожив и восьми весен, дитя воплощало прелесть чистейшей невинности в сочетании с неукротимым темпераментом.

Нежное тельце и тонкая шейка казались чересчур хрупкими, чтобы быть достаточной опорой для неуемного, буйного потока серебристо-светлых волос. То и дело из кос, заколок и лент выбивались отдельные пряди. Кажется, они были столь же свободолюбивы и неукротимы, как и их маленькая хозяйка, которая в этот момент взяла в руки одно из тяжелых, многозвенных колье и рассматривала его в свете солнца.

Отшлифованные рубины золотой цепочки мерцали пугающим своей яркостью огнем, и дитя уронило их так внезапно, словно и на самом деле обожглось.

— Какие тяжелые, — произнесла девочка, освобождаясь от наваждения, и теснее прижалась к старой даме.

Встретились взгляды двух пар глаз, сохранившие между собой сходство даже через несколько поколений. Словно кисть художника спустя много лет снова вернулась к прежнему сюжету. Несмотря на то, что яркая зелень глаз старой дамы уже немного поблекла, а взгляд казался слегка усталым, сходство оставалось поразительным.

— Что собирается мадам делать с этими драгоценностями? — допытывалась малышка, не получая ответа. — Мадам ведь никогда себя ими не украшает. Моя мама любит бусы и кольца, сестры тоже любят. А мадам носит только этот браслет…

— Я подарю эти драгоценности моим дочерям и внучкам, — тихо ответила благородная дама и повернула упомянутый девочкой простой золотой браслет вокруг руки. Почему-то казалось, что она хочет этим движением призвать к себе кого-то отсутствующего, кого ей сейчас недостает. — Там, где я скоро окажусь, малышка моя, мне драгоценности уже не понадобятся…

Грусть, прозвучавшая в этих словах, не укрылась от внимания ребенка.

— Я не хочу, чтобы мадам покидала нас, — упрямо проговорила девочка. — Лучше пусть мадам оставит себе драгоценности и нас не покидает. Мне не хочется, чтобы мадам удалилась к тете Фабьенн и другим ушедшим. Папа говорит, что мадам уже слишком стара для странствий по дальним дорогам! Мадам прошлую зиму долго болела!

Старая дама снисходительно улыбнулась.

— Не бойся, я буду слушаться твоего папу лучше, чем ты, маленький мой бесеночек. Ну, а теперь выбери себе что-нибудь из этой шкатулки. Мне хочется, чтобы ты первой сделала свой выбор, не получая ни от кого никаких советов…

Девочка нерешительно стала перебирать драгоценности. Она открыла кожаный мешочек, где лежали длинные белые нити жемчуга, насадила украшенный алмазами обруч на пышную копну своих локонов и, наконец, на самом дне шкатулки нашла завязанную узлом черную бархатную полоску, которую с любопытством развязала.

— Ой, как красиво! Вот это я и возьму себе, бабушка! Можно? Смотри-ка, какой красивый цветок! Это ведь роза?

Благородная дама, мысли которой явно витали далеко от шкатулки, вздрогнула. Увидев вещь, которую держал в своих руках ребенок, она побледнела. С трудом сохраняя присутствие духа, она все же --">