Филиппа Грегори - Хозяйка Дома Риверсов

Филиппа Грегори Хозяйка Дома Риверсов

Посвящается Виктории

Замок Боревуар близ Арраса, Франция, лето — зима 1430 года

Она — вот уж странный военный трофей! — аккуратненько, точно послушный ребенок, сидела на маленькой скамеечке в углу темницы. У ее ног, прямо на соломе — оловянный поднос с остатками обеда. Мой дядя прислал ей со своего стола весьма неплохую еду: сочные ломти мяса и даже белый хлеб; только ела она совсем мало. Я просто глаз от нее не могла отвести; я рассмотрела ее с головы до ног — ее маленькие, как у мальчика, сапожки для верховой езды, ее мужскую, лихо заломленную шапку поверх коротко остриженных каштановых волос; я изучала ее, словно экзотическое животное вроде детеныша льва, которого прислали нам из далекой Эфиопии, желая развлечь знатное семейство Люксембургов и пополнить нашу коллекцию. Одна из фрейлин у меня за спиной перекрестилась и прошептала:

— Так она ведьма?

Этого я не знала. Да и кто мог бы утверждать наверняка?

— Глупости какие! — немедленно заявила моя двоюродная бабушка. — Кто приказал заковать бедную девочку в цепи? Немедленно откройте дверь.

Слуги смущенно забормотали что-то в свое оправдание, пытаясь переложить ответственность друг на друга. Затем принесли огромный ключ, вставили в замок, и тяжелая дверь темницы отворилась. Моя бабушка вошла туда, и эта девушка — ей, наверное, было лет семнадцать-восемнадцать, всего на два-три года больше, чем мне, — подняла голову и взглянула из-под неровно подстриженной челки. Бабушка стояла молча, и пленница медленно поднялась, стянула с головы шапчонку и довольно неловко склонилась в реверансе.

— Я леди Жеанна, демуазель^[1] де Люксембург, — представилась бабушка. — Это замок милорда Жана Люксембургского. Это его жена, хозяйка замка, Жеанна де Бетюн, — указала она на мою тетю. — А вот и моя внучатная племянница Жакетта.

Девушка спокойно и внимательно посмотрела на каждую из нас и каждой поклонилась. Когда я встретилась с ней глазами, меня словно толкнули и кто-то, как будто даже она сама, слегка коснулся пальцем ямки у меня на затылке; я действительно почувствовала это физически и, как мне показалось, услышала слова некоего магического языка. Конечно, мне тут же захотелось убедиться, действительно ли у нее за спиной стоят два ангела, как она утверждала. Уж не их ли присутствие я столь отчетливо ощутила?

— Ты говорить-то умеешь, девушка? — насмешливо спросила моя бабушка, поскольку пленница продолжала молчать.

— О да, госпожа моя, — наконец промолвила та; в ее речи слышался сильный акцент, свойственный уроженцам Шампани.

И я как-то сразу поняла, что все истории о ней — чистая правда: она действительно всего лишь крестьянка, хоть и сумела не только возглавить армию, но и короновать правителя.^[2]

— Можешь дать мне слово, что не сбежишь, если я прикажу снять с твоих ног цепи?

Пленница колебалась, словно у нее и впрямь было право выбора.

— Нет, дать слово не могу.

Бабушка улыбнулась.

— Тебе известно, что это значит — освободить пленника под честное слово? Так вот: я могу освободить тебя; ты станешь жить вместе с нами здесь, в замке моего племянника; но ты должна пообещать, что не убежишь.

Девушка нахмурила брови и отвернулась. Казалось, она прислушивается к чьим-то голосам, ищет совета. Затем она снова отрицательно покачала головой и произнесла:

— Я знаю, что такое освобождение под честное слово. Это когда один рыцарь дает обещание другому. Они соблюдают свои особые правила, и на войне, и во время турниров. Но я не такая. И слова мои настоящие, а вовсе не те, какими пользуются трубадуры, сочиняя свои поэмы. И для меня это не рыцарский турнир и не игра.

— Девушка, опомнись! — вмешалась моя тетка Жеанна. — Освобождение под честное слово — это совсем не игра!

Строго на нее посмотрев, пленница сказала:

— О да, госпожа моя! Это совсем не игра! Хотя благородные господа не слишком-то серьезно относятся к таким вещам. Во всяком случае, менее серьезно, чем я. Они как бы играют в войну и придумывают для этого разные --">