Тереза Медейрос - Ваша до рассвета

взгляд на позолоченную двустворчатую дверь, которая вела в соседнюю комнату, мистер Беквит наклонился, его лоб заблестел от пота.

– Возможно, сейчас не самое подходящее время …

Он сунул бумаги с рекомендациями в одну руку Саманты, а миссис Филпот выхватила ее чашку с блюдцем из другой и с громким звяканьем поставила их на передвижной столик для чая.

– Беквит прав, моя дорогая, вы должны простить нас. Мы, возможно, слишком поспешили… – женщина потянула Саманту за руку, заставляя встать, и повела от двери к плотно занавешенным французским окнам, что вели на террасу.

– Но там мои вещи! – запротестовала Саманта, бросая через плечо беспомощный взгляд на свой чемоданчик.

– Не волнуйся, девочка, – заверила ее миссис Филпот, выдавливая сквозь зубы доброжелательную улыбку. – Кто–нибудь из наших лакеев принесет их к твоему экипажу. – Прозвучал еще один громкий удар и за ним проклятия, женщина вцепилась в шерстяной рукав Саманты и дернула за него, заставляя ее двигаться вперед. Мистер Беквит промчался мимо них и распахнул одно из французских окон, затопляя мрак ярким апрельским светом. Но прежде чем миссис Филпот смогла убедить Саманту выйти через него, таинственные телодвижения прекратились.

Все трое, как один, уставились на позолоченные двери на противоположной стороне комнаты.

На мгновение наступила тишина, которую нарушило только деликатное тиканье французских позолоченных часов, висящих над камином. Потом послышался странный звук, как будто что–то возилось или царапалось около дверей. Что–то большое. И сердитое. Саманта инстинктивно сделала шаг назад; домоправительница и дворецкий обменялись испуганными взглядами.

Дверь резко распахнулась и с грохотом ударилась о противоположную стену. В проеме показался мужчина – а не животное, как можно было подумать, хотя он больше походил на человека, который забыл все манеры благородного общества. Его спутанные золотистые волосы были рассыпаны по плечам. Плечам, которые своей шириной занимали почти весь дверной проем. Панталоны оленьей кожи облегали его узкие бедра и обтягивали каждый изгиб мускулов его икр и бедер. Многодневная щетина покрывала его подбородок, придавая ему несколько пиратский вид. Если бы в его зубах был зажат мачете, Саманта испытала бы сильное желание убежать из этого дома от страха за свою честь.

На нем были чулки, но не было обуви. Шейный платок свободно болтался у него на шее, как будто кто–то, после нескольких неудачных попыток завязать узел, потом бросил это занятие. Его батистовая рубашка не была заправлена, и на ней недоставало половины крючков, что открывало часть его мускулистой груди, поросшей золотистыми волосками.

Стоя в тени дверного проема, он наклонил голову под странным углом, как будто прислушиваясь к чему–то. Его аристократические ноздри стали раздуваться.

Волосы на затылке Саманты встали дыбом. Она не могла избавиться от чувства, что это ее запах он хочет ощутить, что он за ней охотится. Она уже почти убедила себя, что это нелепо, когда он с грацией дикого хищника двинулся в ее сторону, направляясь прямо к ней.

Однако на его пути оказалась мягкая оттоманка. Предупреждающий крик застрял у нее в горле, когда он запнулся за оттоманку и грохнулся на пол.

Много хуже, чем само падение, было то, что он так и остался лежать, словно и не собирался подниматься. Вообще не собирался.

Саманта застыла, словно парализованная, а Беквит бросился к нему.

– Милорд! Мы думали, что вы спите после обеда!

– Жаль тебя разочаровывать, – граф Шеффилд растягивал слова, его голос был приглушен ковром. – Должно быть, кто–то забыл уложить меня в мою колыбель.

Схватившись за руку слуги, он тяжело поднялся на ноги, и солнечный свет, проникавший через открытую дверь, осветил его лицо.

У Саманты перехватило дыхание.

Свежий шрам, ярко–красного цвета, разделял пополам уголок его левого глаза и спускался вниз по его щеке зазубренной молнией, стягивая кожу. Когда–то это лицо было лицом ангела, эталоном мужской красоты, встречающейся только у принцев и ангелов. Но сейчас оно было навсегда отмечено клеймом дьявола. Хотя возможно, это был и не дьявол, подумала Саманта, а сам Бог, который приревновал из–за того, что обычный мужчина может быть так совершенен. Она знала, что должна отвернуться, но не могла отвести взгляд. Его испорченная красота все равно была неотразимей, чем любое --">