Лилит Сэйнткроу - Ревность (ЛП)

Лилит Сэйнткроу

Ревность

Пролог

Я лежу на узкой односпальной кровати, в комнате, не больше, чем шкаф, в совсем крошечной квартирке. Листы бумаги, в которых я рисовала во время путешествия, острыми углами упирались мне в грудь. Я прижала их сильнее. За окном грохот Бруклина напоминал большого спящего зверя. Это движение на расстоянии, разговаривающее на своем безъязычном ворчании. Они вернулись с чистки крысиного нашествия, и они измождены. Снаружи приоткрылась дверь, я слышу звон бокалов, как наливается жидкость, и снова раздается голос моего отца.

— Ты должен, Огаст. Я не могу оставить ее где-либо еще, и я должен...

Огаст прервал его.

— Боже мой, Дуайт, ты знаешь как это опасно! А она еще просто ребенок. Зачем оставлять ее со мной?

Я прильнула к подушке. Это была подушка Огги. Он постелил кровать для меня, только в этой спальне было как в коробке из-под печенья. Они с папой думали, что я сплю. Я сделала глубокий вдох. Здесь пахло, как в месте, где жить может только мужчина — спёртым и испорченным дыханием от сигаретного дыма.

Стопка хлопнула по столу. Папа пил Джим Бим, и если он делал это быстро вместо того, чтобы потягивать, то ночка будет долгой. Огги припал к водке.

— Ей безопаснее всего здесь. Я должен сделать это! По... по веским причинам.

— Элизабет не стала бы...

Мои маленькие уши сонно навострились. Папа никогда много не говорил о маме. И, видимо, сегодня вряд ли собирался.

— Не надо, — стекло снова звякнуло — горло бутылки ударилось о бокал. — Не говори мне, что она сделала бы, а что нет! Она мертва, Доброслав! Моя маленькая девочка это всё, что у меня осталось. И она будет здесь. Думаю, я отправлюсь за ублюдком в Канаду, и когда я вернусь...

— А что если не вернешься, Дуайт? Что после этого я буду делать?

— Ну тогда, — сказал папа тихо, — она будет наименьшей проблемой из всех. Тем более у тебя есть друзья, которые знают, что делать.

— Нет никого, кому я могу доверять, — слова Огаста звучали угрюмо. — Ты даже не имеешь понятия, против кого идешь. Я мог бы связать тебя и попытаться остановить.

— Тебе придется убить меня, Огги. Перестань давить на больное, не при моей маленькой дочери, — неприкрытый гнев звучал в его словах. Если бы я была там, то испугалась бы. Когда отец говорил так, это означало, что лучше оставить его в покое. Он никогда не был жестоким, но хладнокровие и тишина, когда он был таким, не могли принести комфорта. — К тому же, это может оказаться охотой на другого дикого олуха. Скользкий ублюдок.

— Мы этого не знаем, — пробормотал Огаст. Это был не вопрос. — Месяц. Вот сколько я смогу продержаться, не сказав никому, Андерсон. И я делаю это не ради тебя. Это девочка заслуживает быть среди своих.

Снова тишина, и я почти могла видеть, как папины глаза белеют. Вся глубина голубого исчезает, и он выглядит так, будто его отбелили.

— Я и есть свой. Я ее родственник. Я знаю, что будет лучше для нее.

Я хотела подняться, протереть глаза, и выйти на кухню. Потребовать, чтобы они объяснили, что здесь происходит. Но я была всего лишь ребенком. Какой ребенок может подняться и требовать, чтобы ему что-то рассказали? К тому же, я не понимала и половины из того, что знала сейчас.

Я до сих пор не знала достаточно.

Когда я проснулась на утро, Огги поприветствовал меня почти сгоревшим омлетом. А по выражению его лица, я поняла, что папа уже уехал. Тот ребенок просто пожал плечами, зная, что папа вернется, и решал, что теперь делать с завтраком. Тот ребенок знал, что все будет в порядке.

Ребенок, которым я стала теперь, знает лучше.

Глава 1

Протяжный, отчаянный вой пронзил ночь.

Полагаю, этот звук можно было бы принять за сирену, если проигнорировать то, как она пронзила вас и как стеклянными пальцами вырывало из головы саму вашу суть. Крик был полон крови, горячего мяса и холодного воздуха. Я резко выпрямилась, толкая тяжелые бархатные покрывала в сторону. Моё левое запястье болело, но я встряхнула им и выскочила из кровати.

Я схватила свитер с пола и резко продела его через голову, радуясь, что не носила серьги. Пол,

--">