Терния - Последыш (СИ)

Пролог

— Ты чего скулишь?

Ника тут же замолчала, вжимая голову в плечи и стараясь стать незаметной, чтобы время наказания не продлили. Ей было холодно, живот поджался от голода, в сарае пахло старым сеном и протухшими овощами, но скулила она вовсе не поэтому — было жалко маму. Именно за то, что по приказу Шархая Ника не перестала обнимать маму и не убралась из комнаты, она сюда загремела.

— Кого спрашиваю?! — прогрохотал злой голос Шархая.

— Извини, — быстро сказала Ника. — Я не нарочно.

— Ещё раз услышу — убью!

Дверь скрипнула и закрылась, а Ника с трудом сдержала очередной писк. При желании он мог действительно пойти на убийство, не только по праву отца, но и потому, что Ника последыш — самая слабая и мелкая из помета, и хотя ей уже четырнадцать, она на треть ниже братьев и сестры и такая тощая, что ветер сдувает. За это ее недолюбливал каждый первый, кроме мамы и Марии. Братьев, как только те научились говорить, воспитывал лично Шархай — биологический отец, поэтому теперь они тоже кривили губы при взгляде на «позор стаи», а в волчьем облике всегда нападали и больно кусались. Однажды Ника прокусили ухо насквозь, но даже тогда не было так больно, как сейчас — потому что тогда боль была в теле, а не в душе.

Ника, чтобы больше случайно не заскулить, обернулась в такого же тощего нескладного щенка, каким была подростком и свернулась для тепла в клубок. Тепла не получилось. Тогда она спряталась в угол, забилась в солому, которая хоть старая и превшая, но теплая, и попыталась заснуть. Но куда там!

Тем более утром, пусть даже все кости и мышцы ноют от холода и сна в неудобном положении, придется снова идти за деревню и строить эту дурацкую ограду для коров, и никого не волнует, что физически тебе это сложней, чем остальным подросткам. Не можешь жить — подыхай! — говорили ей члены стаи, потому что жизнь слишком тяжела, чтобы тащить на спине нахлебников. Будь она мальчиком, точно бы уже забили, но от девочек бывает польза — численность стаи слишком мала, чтобы игнорировать возможность размножения любой, даже самой слабой самки. Тем более если ее покроет сильный самец.

Ника спрятала крошечный черный нос в хилый мех на боку, пытаясь согреть хотя бы его и постаралась отрешиться, уйти в мечты, потому что больше ничего не поделаешь.

Через пару часов, когда совсем стемнело, а дыхание вырывалось изо рта маленьким облачком пара, раздался скрип открывающихся ворот.

Ника вскочила на лапы и принюхалась. Мария.

Сестра в широкой серой рубашке и грубых штанах осторожно вошла и, приподняв руку, показала сверток, от которого за версту пахло едой. Через минуту Ника, укутанная в старую спецовку, уже в обличье человека сидела на сене и жевала бутерброд с яйцом.

— Что они решили? — спросила с набитым ртом, ненавидя себя за голодную дрожь.

— Будут случать. — Еле слышно ответила сестра.

— В третий раз? — ужаснулась Ника, а тонкая рука задрожала. Руки как палочки, даже не могут хлеб удержать, не то что работать.

— Да. Нас очень мало. Стая слабеет год от года.

— Может, есть другие стаи?

— Ты что! Мы одни на всем белом свете.

— Как такое может быть? Может, просто никто не искал других? — Ника воодушевилась. Найти другую стаю и объединиться — вот это цель, ради которой стоит жить. Тогда не будет близкого родственного смешения, тогда отпадет необходимость рожать столько раз. Тогда…

— Даже не думай! Хочешь нас всех угробить?

Взрослые считали, что выходить за пределы деревни очень опасно, самцы всегда отлавливали ослушавшихся, стоило зайти глубоко в лес и рычали, загоняя обратно на территорию деревни. Чаще всего наказывали, сажая на хлеб и воду, даже если ты забежал далеко случайно.

Когда Ника однажды с детской непосредственностью поинтересовалась у матери, что там, за лесом, какие люди там живут, какие чудеса бывают, та с опаской взглянула на Шархая и жестом приказала молчать.

— Никогда больше не спрашивай об этом, иначе тебя накажут, — прошептала она, убедившись, что Шархай отошел в соседнюю комнату и ничего не слышал.

— Но почему? — недоумевала Ника.

— Если люди узнают, что мы

--">