Елена Николаевна Крюкова - Империя Ч

видела и осязала разнокалиберных мужских орудий на женском любовном, страдальном театре войны — пытается пробить, протаранить защищаемое ею пространство, вклиниться, завладеть, овладеть. Раковина сомкнулась. Он силой, рукой, пальцами, кулаком раздвигал створы. Разодрал нежную кожу до крови. Она забилась, как в судороге.

— Я овладею тобой! Ну… еще…

— Нет… никогда!..

И, когда она поняла, что победа все равно будет за мужчиной, что его наглые пальцы, его живая дубина уже в ней, уже втыкаются в нее и разрывают, а он, дрожащий от похоти и ненависти, уже пускает слюни, торжествуя свой мужской отвратительный праздник, — когда ее ноги сжались мертвыми клещами последний раз, пытаясь зажать каменными мышцами женское беззащитное отверстие и остановить грядущий ужас униженья и боли, да ничего не вышло, таран таранил, горло хрипело, тело неистово дергалось в бессильи, — дверь распахнулась, со стуком отлетела, ударилась о стену, и в комнату влетела белая от испуга китайская девочка-служанка в белом фартучке, прижав ладошку к открытому для крика рту. Девочка застыла в немом потрясеньи, увидев на полу два извивающихся тела — хозяйкино и чужое, мужское, — закричала тонко, как цапля на болоте:

— Госпожа!.. Госпожа!.. Вы простите, что я ворвалась!.. Столь поздний час!.. Но он!.. он!.. он прорвался сюда, к вам, через все запоры и замки!.. он через главные ворота прошел!.. он как чудовище, этот старик!.. мы с Цзян пытались остановить его, куда там!.. он как ветер!.. вот он…

Девочка затравленно оглянулась. За ней, за ее спиной на пороге гостиной вырос человек. Лысый, с совершенно голым черепом старик, коричневый, изрезанный морщинами вдоль и поперек, вбежал в комнату. Лежащие на полу глядели на старика. Старик глядел на них. Его лицо светилось во тьме.

— О, Будда, слава Тебе, я успел, — пророкотал он низко, глухо, — успел. Мне было виденье. Я узнал у Будды, где это происходит. Я успел. Ты! — он протянул указательный палец к лежащему на полу навзничь Башкирову, даже не успевшему застегнуть ширинку. — Закрой на замок одежду свою. Убей вожделенье. Эта женщина — не для тебя. Встань!

Мужчина поднялся, поправляя досадливо ремень. Злоба выступила красными пятнами у него на исцарапанных скулах.

— А ты кто такой, старик? — спросил он по-китайски. — Откуда? Это дом госпожи Фудзивары. Сейчас ночь. Она делает что хочет!

— Это ты делаешь что хочешь, а не она, — строго и жестко сказал старик. — Она этого не хотела. Убирайся!

— Кто ты такой, чтобы со мной так разговаривать?!

Вместо ответа старик в темноте гостиной распахнул перед Башкировым свой старый бязевый халат.

Мужчина всмотрелся. Он смотрел долго — казалось, он рассматривает не голое тело человека, а рисунки, живопись или читает тайные записи. Закрыл глаза. Побелел — это было заметно даже в сумраке ночной залы. Поклонился. Попятился. Вышел.

Старик наклонился над женщиной, раскинувшей руки на полу, будто она была живой крест.

— Ты жива и цела, — внятно сказал он уже на другом языке, но женщина, вздрогнув, закивала головой — она знала этот язык и прекрасно поняла, что он сказал ей. — Я спас тебя. Я ухожу. Мы увидимся еще в этой жизни.

Он шагнул к двери. Та, которую называли госпожа Фудзивара, вынула испачканный кровью белый фуляр изо рта, кинула прочь и крикнула вслед уходящему:

— Кто ты! Кто же ты! Спасибо тебе!

Старик обернулся еще раз, на прощанье, и произнес медленно и раздельно, чтобы она понимала все слова:

— Я уже однажды в жизни слышал, как ты кричишь. У тебя звонкий голос. Готовься к празднику Цам. Готовь руки для крыльев.

Он сверкнул узкими стрелами глаз. Вышел вон, хлопнув резной дубовой дверью.

Девочка-служанка стояла отупело, открыв рот, прижав загорелые ручки к груди, всхлипывая, и глядела на вымазанный кровью рот госпожи.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЯМАТО

МОРЯК

Снежная равнина. Белая, молчащая сурово пустыня.

Я бы хотел с Тобой не встречаться. Мы и так две звезды. Мы и так — двойная звезда, крутящаяся вокруг невидимого магнита, два колокола незримого града. Град давно утонул в бездонном лесном озере. А как чисты летом нейские белые пески. Лесная речка Нея, красивая, нежная, как Ты.

Ты, Ангел мой. Зачем я встретил Тебя. Ты слишком красива и слишком нежна для пустого и злобного мира. Нет, неправда, мир не пуст и не злобен. Таким его сделали люди. Таким его и видят. Я во всем мире вижу Тебя. Верней, --">