Олег Сухамера - Дети грядущей ночи

как легкая паранойя заставила неприятно протрезветь, перелил рюмку в стакан и, долив до половины, легко, не поморщившись, залил обжигающую жидкость в горло.

Теплая волна разлилась, позволив на секунду расслабиться и получить обманчивое, но такое необходимое сейчас ощущение уравновешенности и покоя.

Захотелось курить. Михаил потянулся за папиросами, размял одну, засунул в рот, чертыхнулся в поисках спичек, но, так и не найдя, нервно смял папироску и с сожалением выбросил ее в урну под столом.

– Здравствуйте, Михаил Иванович. Что ж вы так… попросили б огоньку, нашелся бы.

Голос, донесшийся из-за спины, заставил вздрогнуть. Не столько из-за неожиданности, сколько из-за знакомых интонаций, оттуда, из прошлого. Этот вкрадчивый голосок мог принадлежать лишь одному человеку, и его Вашкевичу хотелось бы видеть меньше всех.

– Ч-черт. Думал мерещится, что кто-то маячит сзади. Здорово, Зубенко. Выпьешь? Или сразу потащишь мою душу к себе в ад?

– Не смешно. Отчего ж не выпить со старым приятелем? С большим даже удовольствием.

Так же неслышно, словно материализуясь из воздуха, Константин вышел и мягко опустил свою изрядно подобревшую тушку на стул напротив.

Почуяв, как похолодело внутри, Михаил невольно глянул за спину нежданному визитеру, в сторону балкона, где топтались приятели, и тут же отвел взгляд, проклиная себя за наивную надежду на какое-то чудо.

Зубенко, нюхом опытной ищейки почуяв слом настроения, хищно осклабился и, ловко наполняя рюмки, шепнул:

– Они не выйдут, Миш. Ты ж не маленький. Все понимаешь. Ну, за встречу? – Зубенко, смакуя, медленно выпил, причмокнул от удовольствия.

– Пей, Миш, пей. Придется ли еще? Не знаю. Кхе-кхе.

– Так этот весь карнавал с юбилеем – твоя идея?

– Миш, ну хватит уже изображать невинную девицу. Право слово… Так глупо повелся… Какой юбилей? В большей степени так придумано было для Владки твоей сумасшедшей. Ты ж ее знаешь. Начала бы трезвонить по всем инстанциям. Нам оно надо?

– Понятно. Тогда не чокаясь? – Михаил опрокинул рюмку, показавшуюся сейчас безвкусной и безрадостной.

– Хорошая шутка. Могешь, Миша! Главное, уместная и по делу. Не так я представлял этот момент, но… все впереди. Так сказать, нам обоим предстоит еще насладиться будущей капитуляцией.

Зубенко, не церемонясь, ловко выхватил папироску из лежащей пачки. Чуть помедлив, щелкнул золотой зажигалкой, невесть как оказавшейся в руке, и прищурился, отчего стал похож на облысевшего сытого кота. Сделав паузу, хмыкнул какой-то посетившей его мыслишке и, ткнувшись табаком в огонек, затянулся глубоко и с видимым наслаждением пустил в потолок густую струю дыма.

– Мы, Михаил Иванович, кто? Мы люди служивые. Желания наши не всегда совпадают, кхм, с партийной линией. Приходится терпеть. И ждать-ждать, Миша, когда случится такое чудо, и личные чаяния совпадут с начальственной установкой.

Не поверишь, не могу сказать, что все эти годы говно во мне кипело. Взгляды меняются, м-да… Но… Как бы это? Чувство незавершенности? Точно. Оно. Зудит, родимое. Годами, представь, себе. Вот, кажется, пора б забыть. Чего там, в юности, только не было?

Женщина эта, с которой живешь скорее по привычке, чем …не важно, одним словом. Старый приятель-предатель. Их адюльтер этот детский. Да вроде б, черт с ними! Плюнь и разотри. Дела минувшие. Иди дальше.

Но вот же ж нет! Как не помнить?!

Когда в те редкие моменты, когда добрался до жены, когда ей хорошо в постели этой треклятой, чувствуешь, чуешь, я ж не идиот, а ведь она не с тобой, Костя, сейчас. Нет, все хорошо. Скажем так, терпимо. Физически, имею в виду. Но! Каково себя чувствовать таким вот протезом для удовлетворения духовной похоти?

Самое плохое, что привыкаешь к этому… к тебе. Есть мы двое, и третий ты, дружок мой ситный, в нашем не очень счастливом супружеском ложе. А что делать? Терпишь. Сам факт того, что мог бы раздавить, как жабу, все средства для этого есть. Довлеет. Но. Низз-зя! Служба-карьера, мать ее! Талант, классик литературы, так сказать. Велено не трогать, значит – не моги!

Ох, Миша, от невозможности укусить такая тоска наваливается. Завыть бы. Мыслишки эти …бегают-бегают, чешутся, зудят смертельно, так, что кажется порой, все: вот пуля – вот выход. Но нет! Не дождетесь! Шиш вам с маслом!

Михаил смотрел на этого маленького пухлого человечка, развалившегося на стуле, и ему было почти жалко его. Все это повелительно-хамское поведение, кажущаяся сила, укрепленная броней высокого --">