Игорь Шинкаренко - Марго. Мемуары куртизанки

По мотивам, которые читатель поймёт в конце этого повествования, я, Марго де Оберн, решилась обнажить перед ним свою душу и описать свой жизненный путь. Надеюсь, что он будет и интересен, и поучителен.

Не по причине своего тщеславия, и ещё менее из скромности, я предаю сейчас гласности, выставляю на всеобщее обозрение те роли, которые мне пришлось сыграть во времена моей юности. Моя главная цель состоит в том, чтобы уязвить, если это возможно, самолюбие тех, кто сделал своё состояние путями, не слишком расхожими с моим, и дать публике яркое свидетельство моего признания того факта, что всё, чем я обладаю сейчас-это лишь благодаря вашей доброте и великодушию.

Я родилась на улице Сен-Поль в Париже, и именно тайному союзу честного отставного солдата и портнихи я обязана моим существованием на белом свете. Моя мать, приличная лентяйка, рано обучила меня искусству чинить и приводить в порядок подержанную одежду, выдавая её за новую, чтобы самой пораньше бросить эту работу и переложить на меня все свои профессиональные обязанности, вместе, естественно, со всеми тяготами и невзгодами этого ремесла. Едва я достигла своего тринадцатилетия, как она тотчас же надумала уступить мне свою повозку для транспортировки товара и всю практику на вполне коммерческих, а не родственных, условиях, и мне приходилось каждый̆ день давать ей отчёт о моей прибыли вместе с приличной её частью. Оказалось, что я вполне соответствую её ожиданиям, и вскоре я стала настоящей жемчужиной среди всех швей нашего квартала. Я не ограничивала моих талантов только перелицовкой старых брюк, ловко управляясь и с более сложными предметами гардероба, да плюс к тому прелестная физиономия, которой меня одарила природа-все это сделало меня самой лучшей и желанной швеёй в квартале. В окрестностях не было ни одного человека, который не хотел бы воспользоваться моими услугами. Моя тележка буквально отполировала все улицы в квартале Святого Антуана, а я стала завсегдатаем всех его шикарных домов. Именно в столь приличном обществе я и получила первые уроки воспитания и обходительности, которые потом значительно усовершенствовала в разных местах, где мне впоследствии довелось оказаться.

Моя родня передала мне не только с кровью, но и своими достойными примерами из жизни столь большую склонность к чувственным и развратным удовольствиям, что я просто умирала от желания отправиться по их стопам и испытать страсть совокупления. Следует обратить ваше внимание на то, что в силу нашего достаточно скудного достатка, правда, достаточно типичного в среде нам подобных, месье Траншемонтань (это был мой отец), моя мать и я, все мы втроём занимали на четвёртом этаже меблированного дома только одну комнату с мебелью, состоящей из двух стульев, старого шкафа, и большого гадкого убогого брачного ложа без штор и империала, второго этажа кровати, где мы спали все вместе, втроём.

По мере того, как я подрастала, сон мой становился все более чутким, и я внимательнее прислушивалась и присматривалась к действиям моих компаньонов по кровати. Иногда они раскачивали её в такт своим любовным упражнениям столь сильно, что гибкость нашего дешёвого ложа вынуждала меня следовать за всеми их движениями. Частенько при этом они исторгали из себя глубокие вздохи, перемежая их произнесёнными тихими и хриплыми голосами столь нежными словами, какие только могла им предложить их страсть. Все это приводило меня в невыносимое волнение. Неутолимый огонь полыхал во мне, я задыхалась, была вне себя от взрывавших моё тело неведомых ему ранее чувств. Я охотно сразилась бы с моей матерью за место, которое она занимала рядом со мной, столь завидовала я наслаждению, которое она испытывала в это время. Что я могла сделать в подобной ситуации? Прибегнуть к любовным утехах в одиночестве? Может быть, ведь возбуждение пронизывало меня до дрожи в кончиках пальцев. Но, увы! В реальности, у меня не было никакой возможности снять это напряжение! Всё, что я могла, можно назвать лишь детской игрой! Я себя бессмысленно изнуряла бездействием, а от этого лишь нервничала… и все было напрасно… Я становилась лишь более горячей и нервной. Я лишалась чувств от бешенства моей киски, любви и желаний… одним словом, все боги Лампсака, города, знаменитого царившем в нём развратом и своим уроженцем Эпикуром, поселились в моем теле. Ничего не скажешь, прекрасный