Чарльз Уильямс - На мели

с насосом, ему все же удалось выкроить время и для того, чтобы немного поспать, помыться и побриться. Сейчас он стоял на передней палубе и следил за парусами и вентилятором, который сумел соорудить. Пока все шло великолепно. Он наклонился в люк и принюхался, внизу уже не пахло бензином.

Моррисон лежал в носовой каюте на койке, свежий ветерок из открытого иллюминатора обдувал его. Руки и ноги ему связали, а веревки закрепили в изголовье и ногах койки. Великана перетащили в каюту, когда бензин выкачали за борт и все проветрили. Под мышками и на груди у Моррисона остались ссадины от веревок, которыми его перевязали, чтобы поднять через люк из трюма, на голове красовалась шишка, но в остальном с ним все было в порядке. Сейчас он лежал, закрыв глаза. Непонятно, размышлял Ингрем, спит этот тип или притворяется. Он наклонился над койкой проверить, не затекли ли у пленника руки и ноги от веревок, но они оказались теплыми на ощупь и имели вполне здоровый цвет.

– Отвали, Герман, – внезапно произнес Моррисон, не открывая глаз.

Ингрем посмотрел на беспомощного громилу, лежащего в мирном свете уходящего дня. Он не вызывал больше в нем никаких чувств и даже ненависти.

– Скажи, а кем был утопленник? Его еще как-нибудь звали, кроме как Герман?

На грубом лице, щедро усыпанном веснушками, нехотя зашевелились губы:

– Косяк.

– Косяк, а фамилия?

– Черт, не знаю, Джадсон, Дженсен, что-то в этом роде. Все его звали Косяк. Он покуривал. – – Марихуану?

– Ну да, травку, даже ходил по притонам.

– А ты знал, что к этому добавился героин?

– Нет. Теперь понятно, почему этот тип не снимал рубашку.

– Это точно. Хочешь в туалет?

– Нет. Шел бы ты куда подальше, а?

– Слушай, если вы уничтожили все, по чему могли бы опознать Айвса, почему ты разрешил Косяку оставить его часы?

– Да я даже не знал, что этот идиот их взял. Наверное, незаметно в карман сунул.

Закончив разговор, Ингрем ушел в кормовую каюту. Здесь воздух тоже был свежим, запаха, бензина не чувствовалось. Еще вчера утром они закончили сливать его за борт и дважды набирали в трюм морской воды и выкачивали ее обратно. Потом Ингрем извел пять галлонов пресной воды и полпачки мыльного порошка, чтобы промыть каюту и помещение для двигателя, везде, куда мог попасть бензин, а мыльная вода стекла в трюм и, в свою очередь, тем же способом оказалась в море. Конечно, яхта набирала немного морской воды через несколько пулевых отверстий в корпусе, но было достаточно включать насос на пару минут каждые четыре часа, чтобы от нее избавиться.

Поднимаясь по лестнице, капитан увидел Рей, и взгляд его потеплел. Она не замечала его, усевшись на месте рулевого за штурвалом. На ней были его брюки цвета хаки, закатанные до колен и подпоясанные на тонкой талии обрывком веревки, и его же рубашка с подвернутыми рукавами. Губы подкрашены, золотистые волосы слегка растрепались от ветра, а лицо так и светится счастьем. Опухоль под глазом прошла, остался роскошный синяк, переливающийся всеми оттенками от темно-синего до пурпурно-красного, резко выделяющийся на белой нежной коже.

Рей окинула море радостным взглядом, но, когда глаза ее снова обратились к нактоузу компаса, поняла, что сбилась с курса. Лицо мгновенно стало по-детски сердитым и сосредоточенным. Высунув от усердия кончик языка, она решала, куда повернуть штурвал. Ингрем, казалось, слышал, как она твердит про себя: “Только не трогай компас, просто сдвинь курсовую черту”.

Он усмехнулся, быстро стер улыбку с лица и строго спросил:

– Придерживаешься курса, юнга? Рей подняла голову и обрадовалась:

– Ой, я сбилась на пять градусов к.., к... Ох, черт. – Она сдалась и просто махнула рукой в наветренную сторону. – Вон туда. Это не страшно, правда?

Капитан улыбнулся:

– Не очень, особенно если принять во внимание, что мы не знаем, насколько сбит компас. В любом случае беспокоиться не о чем. С расстояния в сто миль трудно не попасть в Северную Америку, слишком велика мишень.

Он подошел и присел рядом:

– Мы будем в Майами завтра утром, если сохранится этот ветер.

– Мне не к спеху, – заметила она, – а тебе?

– Тоже.

Рей посмотрела на белый парус, закрывающий часть неба, на волны за бортом и спросила:

– Сколько времени все это длится?

– Несколько тысячелетий, – ответил капитан.

Минуту они молчали, а потом он предложил:

– Давай я постою за штурвалом. Она покачала головой:

– Нет, только приглядывай за мной. – Она слегка подала штурвал --">