Линда Ховард - Все, что блестит

прическа открывала безупречные, классические линии ее лица, делая ее молодость менее очевидной. Слишком большое количество косметики сделало бы Джессику похожей на пытающегося выглядеть взрослым подростка, поэтому она использовала лишь нежные, едва заметные тени для век, помаду для губ натуральных тонов и румяна персикового цвета. Она смотрелась в зеркало лишь для того, чтобы удостовериться, что волосы не выбились из прически, а на лице написаны сдержанность и невозмутимость. Но она никогда не замечала очарования своих миндалевидных зеленых глаз, обрамленных густыми ресницами, или провокационного изгиба нежных губ. Мир флирта и сексуальных похождений был настолько далек от ее сознания, что она никогда не считала себя женщиной, которая может вызвать желание. Она была совсем еще ребенком, когда Роберт взял ее под свою защиту — угрюмым, замкнутым, подозрительным ребенком. Он превратил ее во взрослого ответственного человека, но ни разу не сделал попытки познакомить с физической стороной брака, и в свои двадцать три года она была также невинна, как и в тот день, когда родилась.

Собравшись, она снова сверилась с часами и обнаружила, что у неё в запасе три четверти часа, чтобы успеть добраться до здания «КонТеха», но в условиях лондонского движения дорога была каждая минута. Она схватила свою сумочку и сбежала вниз, чтобы проверить, как там ее крайне беременная собака Саманта. Последняя лежала в своей корзинке, мирно посапывая, несмотря на то, что ее бока невероятно раздались из-за щенков, которых она носила. Джессика убедилась, что в собачьей миске есть вода, и только после этого вышла из дома и зашагала к своей элегантной темно-зеленой машине спортивной модели. Она любила её спокойную силу и размеренное движение, и сейчас Джессика нуждалась в каждой капле этой силы и спокойствия.

Светофоры были с ней заодно, и она вышла из лифта на нужном этаже «КонТеха» точно в три двадцать девять. Секретарь в приёмной направил ее к «королевским» апартаментам, и в назначенное время она открыла тяжёлую дубовую дверь.

Перед ней простиралась большая комната с приглушающим звуки ковровым покрытием и креслами, выдержанными в золотисто-коричневых тонах. Сбоку от массивных двустворчатых дверей стоял большой письменный стол, за которым сидел стройный темноволосый мужчина, поднявшийся, едва она вошла в кабинет.

Холодные темные глаза изучающе оглядывали её, пока она шла к нему через комнату, и она почувствовала себя так, словно в чём-то провинилась.

— Добрый день, — сказала Джессика, стараясь говорить как можно спокойнее. — Я миссис Стэнтон.

Темные глаза снова окинули ее взглядом, в котором читалось легкое пренебрежение.

— Ах, да. Пожалуйста, присаживайтесь, миссис Стэнтон. К сожалению, мистер Константинос задерживается, но он освободится в ближайшее время, чтобы встретиться с вами.

Джессика кивнула и, выбрав одно из удобных кресел, опустилась в него, скрестив свои изящные ноги. Она постаралась, чтобы ее лицо оставалось бесстрастным, но мысленно желала выцарапать глаза этому молодому человеку. Его поведение заставило её сцепить зубы; снисходительная мина на его лице и его явная враждебность вызывали у неё страстное желание трясти его до тех пор, пока это чопорное выражение не исчезнет с его лица.

Десять минут спустя она задалась вопросом, уж не думают ли они, что она будет здесь ждать неизвестно сколько времени, пока Константинос соизволит встретиться с ней. Взглянув на часы, Джессика решила подождать еще 5 минут, после чего ей придется уйти, если она хочет успеть посетить стоматолога.

В тишине громко зазвонил телефон, и она увидела, как секретарь схватил трубку одного из трех аппаратов, стоявших на столе.

— Да, сэр, — отрывисто сказал он и повесил трубку. Он взял папку из одного из металлических шкафов, располагавшихся рядом с ним, и отнёс её в святые святых, почти сразу же вернувшись и закрыв за собой двустворчатые двери. Судя по всему, пройдет еще какое-то время, прежде чем Константинос освободится, а отведенные ею пять минут почти истекли. Джессика встала с кресла. Холодно приподнятые брови спросили об ее намерениях.

— У меня есть другие дела, — спокойно проговорила она, не собираясь извиняться за свой уход. — Возможно, мистер Константинос пригласит меня, когда у него будет больше свободного времени.

Возмущенное удивление ясно читалось на лице молодого человека, когда --">