Бетти Махмуди - Пленница былой любви

Бетти Махмуди Пленница былой любви

С любовью в паре несовместно зло.

Зло – это камень, а любовь – стекло.

Гургани

Две недели отпуска, конечно, можно выдержать везде. Но меня все-таки мучило предчувствие – что Муди обязательно попытается оставить меня и Махтаб в Иране навсегда.

Друзья уверяли, что Муди никогда этого не сделает, потому что уже слишком проамериканизирован: живет в Штатах около двадцати лет. Все, чем он обладал, его врачебная практика, все его настоящее и будущее связаны с Америкой. Зачем ему возвращаться к прежней жизни?

Эти аргументы были достаточно убедительны, но никто, кроме меня, не знал сложной натуры Муди. Он был любящим мужем и отцом, но мог холодно пренебречь потребностями и желаниями собственной семьи. Его разум был соединением блестящей интеллигентности и безграничной беспорядочности. В культурном отношении он представлял собой смесь Востока и Запада и сам не знал, что в его жизни преобладало.

У него было достаточно поводов, чтобы после двухнедельного отпуска увезти нас обратно в Штаты. Но были также и другие причины, чтобы заставить нас жить в Иране.

Зачем я согласилась поехать?

Махтаб…

Первые четыре года она была счастливой щебетуньей, радующейся жизни, привязанной ко мне, к отцу и к своему уже изрядно истрепанному плюшевому кролику.

Махтаб…

На фарси, государственном языке Исламской Республики Иран, это слово обозначает «лунный свет».

Но для меня Махтаб – это солнечный блеск.

Когда шасси самолета коснулись посадочной полосы, я взглянула на Махтаб, потом на Муди и уже знала, зачем приехала в Иран. Мы вышли из самолета и сразу же погрузились в обволакивающий тяжелый зной тегеранского лета. А было еще только раннее утро.

Махтаб прильнула к моей руке. Ее карие глаза познавали этот чужой мир.

– Мамочка, – шепнула она, – я хочу в туалет.

– Хорошо, сейчас поищем.

В здании аэропорта нас встретил невыносимо тяжелый запах человеческого пота. Я надеялась, что мы быстро покинем это помещение, но зал был переполнен пассажирами с нескольких рейсов, и все толпились и пробирались к одной стойке, где производился паспортный контроль и откуда был единственный выход из этого зала.

Нам пришлось прокладывать себе дорогу локтями. Я держала Махтаб в объятиях перед собой, чтобы ее не придавили.

Я знала, что женщины в Иране должны закрывать плечи, ноги, лоб, но меня поразил вид сотрудниц аэропорта и большинства пассажирок, которые были почти полностью покрыты чем-то, что, как мне сказал Муди, называется чадрой. Это кусок ткани в форме полукруга, который забрасывается на голову и плечи. Он окаймляет лоб и подбородок, оставляя открытыми только глаза, нос и рот. Наиболее религиозные иранки оставляли открытым только один глаз. Женщины, бегавшие по взлетному полю, таскали в одной руке тяжелые чемоданы, а другой придерживали чадру под подбородком. Длинные полотнища развевались во все стороны. Меня это особенно удивляло, так как носить чадру было вовсе не обязательно. Остальная одежда была в соответствии с суровыми требованиями кодекса, но эти мусульманки по собственному желанию, несмотря на изнуряющий зной, надевали поверх всей одежды еще и чадру. Здесь я воочию убедилась, какую великую власть имели над ними общество и религия.

Не менее получаса нам потребовалось, чтобы пробраться к стойке для проверки паспортов, где хмурый сотрудник посмотрел на наш, один на троих, иранский паспорт, поставил печать и махнул рукой проходить.

– Мамочка, я хочу в туалет, – повторила Махтаб, нервничая.

Муди спросил по-персидски женщину в чадре, куда идти. Она объяснила и поспешно удалилась, занятая собственными делами. Муди остался присмотреть за багажом, пока мы искали туалет, но, когда мы приблизились к входу, дыхание перехватило от невыносимой вони. Все-таки войдя туда, мы нашли только дыру в цементном полу, который был загажен кучами экскрементов с роящимися над ними мухами.

– Здесь очень воняет, – закапризничала Махтаб, оттаскивая меня за руку.

Мы побежали обратно к Муди.

Махтаб мучилась, но предпочитала терпеть, пока мы не приедем в дом сестры Муди, о которой он всегда говорил с большим уважением. Сара Махмуди Ходжи опекала всю семью, и все с почтением обращались к ней не иначе как Амми Бозорг – уважаемая тетя.

«Все будет хорошо, как только мы окажемся в доме Амми Бозорг», – думала --">