Хилари Норман - Гонки на выживание

ящик медалей. Я люблю свою страну. Нацисты дойдут до определенного предела, но не дальше, поверь мне. Как только все уляжется, ограничения будут сняты. Никто серьезно не пострадает.

– Как насчет Лео? Разве он не пострадал?

– Твой брат вел себя как дурак. Хотел жениться на шиксе ^[3]! Я и без Гитлера знаю, что это грех.

Презрение сверкнуло в темных глазах Антонии. Она с такой силой затушила сигарету, что пепельница завертелась волчком. А потом ее гнев столь же внезапно угас.

– Это ты ведешь себя как дурак, Йозеф Зильберштейн, – проговорила она устало. – Я тебя прощаю только потому, что знаю: в обычное время ты ни за что не сказал бы мне ничего подобного. И несмотря ни на что, я люблю тебя.

Он стоял посреди комнаты, бессильно опустив руки и глядя на нее с мучительным стыдом.

– Но запомни мои слова, Йозеф, – продолжала Антония. – Очень скоро дела пойдут еще хуже, гораздо хуже. Поверь мне – скоро произойдет нечто ужасное. – Она подошла вплотную к мужу и заглянула ему прямо в глаза. Он отшатнулся. – И тогда тебе придется переменить свое мнение, Йозеф. А мне остается лишь молить бога, чтобы не было слишком поздно.

* * *

Девятого ноября Гизела начала жаловаться на боль в горле. В тот же вечер, пока в Нюрнберге и по всей Германии свирепствовали эсэсовские погромы, у девочки поднялась температура, но лишь вечером следующего дня их сосед, доктор Грюнбаум, смог к ним заглянуть.

– Скарлатина, – объявил он, осмотрев Гизелу. – Не могу сказать точнее, пока не появится сыпь, но сейчас по всей округе дети болеют.

– Сними пальто, Карл, позволь мне угостить тебя чаем, – предложила Антония. – У тебя измученный вид.

– Лучше кофе. Без сливок и побольше сахара.

Они прошли в гостиную, и Антония разлила по чашкам кофе из серебряного кофейника.

– Здесь, в доме, так спокойно – с грустью вздохнул доктор. – А мир за окном напоминает грязный свинарник. – Глаза у него были воспаленные, на скулах проступила щетина, пальто было испачкано кровью. – Сегодня у меня было пятнадцать вызовов, Тони. Пятнадцать наших друзей. Все они были избиты. Большинство из них пришлось выводить из шока.

– Я могу чем-нибудь помочь, Карл? Как только Йозеф вернется, я могу пойти с тобой по вызовам.

– Спасибо, Тони, не нужно, – улыбнулся доктор Грюнбаум. – Ты должна оставаться с Гизелой, ей нужна ее мама. Она тяжело больна. А где Йозеф?

– У друзей. – Она пожала плечами. – Он сходит с ума от вечного сидения в четырех стенах. Я сама ему советую почаще выбираться из дому.

– А где Даниэль?

– Он наверху с Леопольдом. Он часто читает дяде после школы. Даниэль хороший мальчик.

– Будем надеяться, он не заразится от своей сестренки. – Доктор допил кофе и поднялся, собираясь уходить. – Покрепче запри сегодня все двери, Тони, и не подходи к окнам.

Она проводила его до дверей, нервно поправляя волосы.

– Карл… Гизела перенесет дорогу?

– Безусловно, нет, – решительно ответил он. – Скарлатина может дать осложнения. Иногда бывает даже менингит. Это маловероятно, Тони, но постельный режим очень важен, его надо соблюдать.

– Понятно. – Антония поцеловала его в щеку. – Спасибо тебе, Карл.

Двенадцатого ноября, в десять минут четвертого, пока Антония давала балетный урок маленькой группе учениц, а Даниэль сидел с Гизелой в детской, за Йозефом пришли два гестаповца. Услыхав дверной звонок, Антония инстинктивно угадала, в чем дело, и всем сердцем возблагодарила бога за то, что Йозефа опять не оказалось дома.

Она быстро распустила класс, выпустив детей через дверь студии, написала записку Йозефу и отдала ее фрау Кон, таперше. Потом она побежала наверх, велела Даниэлю запереться в детской вместе с Гизелой и пошла открывать дверь.

– Фрау Зильберштейн? Где ваш муж?

– Я не знаю. Его нет дома.

Они вошли, плотно притворив за собой входную дверь.

– Мы подождем.

Два с половиной часа, пока гестаповцы ждали возвращения Йозефа, Антония просидела напротив них в ледяном молчании, вставая лишь затем, чтобы налить им еще по чашке чая. Два с половиной часа, пока они перебрасывались короткими, нарочито зловещими фразами между собой, часто вставали и ходили по ее гостиной, разглядывая книги и картины, по-хозяйски ощупывая жадными, толстыми пальцами тяжелые бархатные шторы, великолепный концертный «Бехштейн», ореховую, отделанную позолотой мебель, Антония молилась, чтобы фрау Кон успела вовремя предупредить Йозефа и --">