Тара Девитт - Все сложно

безопасная гавань, поэтому мы часто видим их чувствительную сторону. Не все в этой истории построено на юморе.

Что касается содержания книги, то я должна предупредить читателя о следующих моментах:

– в двух сюжетных линиях фигурирует смерть близкого человека как событие, случившееся в прошлом;

– используются бранные выражения;

– присутствуют сексуально откровенные сцены;

– описывается «токсичное»/отстраненное родительское поведение.

Не претендуя на роль комика, я также не считаю себя знатоком человеческой психики. Я понимаю: мои периоды упадка – не настоящая клиническая депрессия, и я не пытаюсь давать советы тем, кто ею страдает, не предлагаю им решать свои проблемы с помощью стендап-программ «Нетфликса». Я просто с благодарностью рассказываю о том средстве, которое лично мне очень помогло.

И наконец я хочу обратиться ко всем, кто решил потратить часть своего времени на создание чего-то для других людей. То, что вы делаете, важно. Даже если это дурацкие мемы и видеоролики, танцы, шутки или отзывы на книги. Может быть, вы не получите за это ни цента, зато чей-нибудь день станет чуточку ярче.

Глава 1

«Тебе дана лишь маленькая искорка безумия.

Не потеряй ее».

Робин Уильямс

Фарли

Шутка про диарею смыта в унитаз.

Она могла сработать, а могла не сработать – как и большинство комиков, я понимаю: это лотерея. Иногда тебе кажется, что успех гарантирован, а острота, вместо того чтобы взорвать зал, умирает медленной бесславной смертью. Самое подходящее музыкальное сопровождение для таких разочарований – звук, который раздается, если сесть на подушку-пердушку. А потом ты бросаешь какие-то фразочки просто как наполнитель, как подготовку к чему-то, что должно вызвать мощный отклик, но именно над этими фразочками люди и смеются. Я уже не раз проходила через подобное, и все равно неожиданная реакция публики заставляет меня малость притормозить, прежде чем идти вперед.

Сравнить результат непереносимости лактозы с работами Джексона Поллока – это, пожалуй, и правда чересчур. В ответ послышалось только несколько смущенных смешков. Кто-то негодующе вскинул голову, кто-то поморщился и передернул плечами. Чтобы исправить положение, придется в очередной раз себя «опустить». Пусть зритель подумает: «Бедная девчонка! Как все печально! Но она об этом шутит, значит, можно смеяться. Смеяться над ней. За то и деньги заплачены». У меня припасена шутка, взятая, можно сказать, из моей собственной жизни. Публика такое обожает.

Дерьмовая (ха-ха) острота быстро забывается, и я опять дирижирую своим шедевром. Звучит симфония смеха, я подталкиваю и щекочу исполнителей. Стоя на одном конце сцены, я выжимаю, что могу, из своей странной грустной неловкости. Плету историю о восхитительно холодных мужчинах, с которыми якобы встречалась (на самом деле их не существует), и о своих несуразных сексуальных приключениях. Потом перемещаюсь походкой лемура на другой конец сцены, заставляя зрителей аккомпанировать мне смеховым легато.

Это прекрасные, чудесные, волнующие звуки. Они согревают меня и словно наполняют топливом. Я чувствую себя огоньком, которому наконец-то подкинули хвороста. Публика дует и машет на меня, помогая мне разгореться в полную силу.

При каждом крещендо я думаю: «Кажется, я их все-таки расшевелила! Я смешная!»

Зал щедро аплодирует, но потом затихает.

Бабах – и все.

Я сдуваюсь.

Каждый шаг к кулисам ощущается так, будто я спускаюсь с адреналиновой горы. Ужасно неприятное чувство.

Единственное, на что я могу опереться, чтобы не скатиться кубарем, единственное, что мне помогает, – лицо Майера. Вокруг него сплошная сумятица. Звуковики вытирают слезы. Ведущая сидит, согнувшись пополам и заплетя ноги чуть не в косичку – видимо, чтобы не описаться. И лишь Майер тверд и невозмутим, как всегда. Стоит, скрестив руки: ладони засунуты под мышки, видны только большие пальцы. Их-то он и приподнимает, приветствуя меня. По его меркам это бурное выражение восторга. Рот – как тире, брови нахмурены.

Вечно угрюмая физиономия Майера – мой страховочный трос или даже лассо, которое заставляет меня вернуться в реальность, вместо того чтобы до бесконечности копошиться в собственной голове, оценивать публику и мысленно подкармливать ее, формулировать новые остроумные реплики. Майер для меня не скала, он гамак в тени, в котором так приятно отдохнуть летним --">