Катерина Траум - Последняя кража

татуировки. Смотреть на это не хотелось, и, нежно пройдясь по бугру старого шрама, я подняла голову, ловя его тяжёлый взгляд. В дымчатом омуте не было черноты – напротив, глаза сияли уверенностью и силой. Кажется, любой удар, который принимало его тело, впитывался под самую кожу и только больше закалял характер. И сегодня эта сила передалась мне.

– Давай просто забудем этот день, как страшный сон, – со вздохом предложил он. – Всё получилось, нам больше никто не грозит. Мы свободны. И я предлагаю это отметить, как следует.

Для отвлечения в ход снова мастерским приёмом пошли губы, опустившиеся на мою шею в поисках его же отметин. Я с лёгкой улыбкой откинула голову, облегчая ему доступ, и еще тесней вжалась грудью в крепкий торс. Горячая волна, не имеющая отношения к скользящей по телам воде, пронеслась от самого сердца до онемевших коленей. Настойчивые поцелуи Джея смешались с требовательными ладонями на ягодицах, и больше думать я была не способна.

А стоило, потому что сказка закончилась, грозя вернуть в суровую реальность.

Эпилог

Я не жил розовыми фантазиями. Всегда трезво смотрел на вещи. И когда мягко, осторожно закрывал за собой дверь дома Софи этим утром, поправляя потрёпанную сумку на плече – думал только о ней, так сладко спящей в постели. Девочка устала, родители не торопили её выходить на работу, хоть она и сказала им вчера, что поправилась. Пусть отдыхает. Не после второй ночи в руках грязного бродяги, а после моего вероломного вторжения в свою жизнь.

Чувствовал, что она не захочет отпускать меня обратно. И сам не мог ответить на вопрос, почему считал это правильным. Но ведь Софи с самого начала хотела, чтобы наши отношения были здоровыми, нормальными, постепенными. Мы и так неслись слишком стремительно, но теперь повода оставаться в её доме больше нет. Снова чёрная куртка на плечах, тяжёлые ботинки топтали листву на дороге. Не ушёл, а сбежал, потому что не смог бы, если бы она осталась стоять на крыльце.

Я проснулся очень рано. Сам покормил Пушка, пока тот своим мяуканьем не разбудил хозяйку. Включил кофеварку, чтобы её ждал свежий кофе. Оделся, сунул в карман куртки нож с гравировкой, зажигалку и пачку сигарет – скорее, машинально. Желания курить не появлялось, как и ушли в прошлое приступы кашля. Мне казалось, что в этом доме я прошёл какую-то глубокую терапию, которая въелась под кожу лучами света. Сейчас я шёл домой, в свой старый трейлер, с тоской представляя, во что его превратили за неделю бродяги.

Сегодня было на редкость пасмурно, словно сама природа протестовала против такого решения. Нет, мой уход не значил, что я предпочёл забыть последние дни и тем более ночи. И конечно, не собирался уничтожать то, что обрёл. Но так правильно. Жить, не стесняя Софи своим присутствием двадцать четыре на семь. Я даже оставил записку на холодильнике, чтобы она не подумала ничего подобного:

«Доброе утро. Ушёл к себе, смотреть, что осталось от трейлера. Пушка покормил, не верь голодным глазам, всё врет. Кофе готов, наслаждайся новым днём. Зайду вечером, сходим куда-нибудь, если захочешь. Нормально».

И номер телефона внизу – ведь мы до сих пор не обменялись даже ими…

Понятия не имел, как буду играть на два фронта. Водить свою девочку на свидания и спать в холодном трейлере. Быть для неё хорошим парнем, не связываться больше с кражами, чтобы только не видеть разочарования в голубых глазах. И при этом умудриться выжить в Блэксайде. Была идея попробовать наняться в какую-нибудь фирму, поработать сантехником или электриком – такое бы раньше и в голову не пришло, но Софи так часто восхищалась моими золотыми руками, наладившими каждую деталь в доме, что появилась вера в свои силы. Подобные услуги не ценились на чёрной земле, но ухоженные коттеджи жителей «Эльдорадо» могли нуждаться в таком работнике.

А ещё теплилась в груди слабая надежда, что мой рассказ пойдёт в следующий выпуск литературного журнала Аттвудов и принесёт первый гонорар. На какую-то популярность или признание я и не смел рассчитывать, но если уж вставать на путь закона, то используя все возможности на нём остаться.

Дорога вышла долгая. Ноги едва плелись, и чем грязнее становились улицы вокруг, тем больше я хотел спрятаться, закрыться. Защитить от этого мрака, сквозящего из каждой щели раздолбанных перекошенных домов, тот робкий фитиль, что теперь горел внутри. Подсознательно растягивая время, я не торопясь зашёл в одну из знакомых --">