Лаура Тонян - Говори со мной по-итальянски. Книга 2

вместе! – кричу, вырываясь.

Глухой плач перерастает в надрывистый.

– Но ты знала? Ты знала уже тогда, что у меня с Вал ничего нет?

Я поджимаю губы, не в силах ответить на его рычащий вопрос.

– Знала или нет?! – ревет Лукас; после продолжает менее агрессивно: – Ты сама говорила мне в ночь всех влюбленных, когда Дейл поставил тебя в известность. Четырнадцатого числа ты сказала: «вчера»…

– Да, знала… – не успеваю договорить, как Блэнкеншип заслоняет веками васильковые глаза, возводит брови кверху и отступает на шаг. – Он поцеловал сам, это стало для меня неожиданностью.

Лукас провел ладонью по трехчасовой щетине, хватая ртом воздух, будто в легких совершенно не осталось кислорода. Не знаю, как в таком состоянии он умудряется мне отвечать, причем вполне безропотно:

– На фото хорошо заметно, что ты ответила ему… и ты закрыла глаза.

– Это случилось сразу после разговора с Дейлом. На самом деле, я думала, что он тебе расскажет. Я и сама собиралась, Лукас, правда! – оправдываясь, служа щитом для своей расшатанной верности, отправила Джорджину на второй план.

Англичанин двинулся к мини-бару. Он вытаскивает оттуда бутылку «Джонни Уокера», откручивает крышку и делает четыре больших глотка прямо из горлышка. Пьяный Лукас – это то, что надо сейчас, как же.

– Ты можешь себе представить, что я чувствую? – огрубелым, осипшим голосом.

Только он чувствует себя раздавлено? А как же я? Почему я выкинула из головы Джорджину до нашего с Блэнкеншипом расставания? Почему не допросила о ней? Мне стало бы ясно, кем она ему приходится, и я была бы настороже. Перед расколом отношений столько всего навалилось, что звонившая Лукасу девчонка больше не имела значения.

– Мне было больно, знаешь, и неделю назад. Я обсуждал с Диего тебя, я хотел вернуть нас. Лучше бы мы не выходили из кофейни, лучше бы мы посидели там еще сколько-нибудь.

Глоток, глоток, глоток. Скотч, вероятно, обжигает его горло. Он сильно жмурится, закинув голову назад, выхлестывая алкоголь из стекла.

– Пожалуйста, перестань пить, – жалобно умоляю его, следуя к нему.

– Уйди! – гаркает Лукас, опустив бутылку.

Пока что он не выглядит пьяным, но я не знаю, на что он способен в нетрезвом состоянии.

– Нам нужно поговорить, – я складываю руки под грудью и смотрю на Блэнкеншипа в упор. – Ты не можешь ненавидеть меня за этот поцелуй.

Он рассмеялся утробно. Болезненно. Заходил кругами, как рысь, вокруг девушки, которая безнадежно в него влюблена.

– Нет, я могу. Я могу! Ты не оттолкнула Маркуса, ты разрешила ему прикоснуться к себе. И я ненавижу тебя за это.

Его слова, наполненные омерзением, вызывают новый обильный поток слез. Я медленно качаю головой, можно подумать, отрицая ожесточенные изречения Лукаса. Его переписка с Джорджиной Дэшвуд не дает покоя. Я не смекнула перейти на ее профиль, увидеть, какая она. Вероятно, мне было бы проще с уверенностью в том, что я лучше нее. Красивее, сексуальнее…

– Что за двойные стандарты, Лукас? – мне ничем не замаскировать страдания и сокрушение, раздирающие меня на части.

Он недоуменно хмыкает.

– Я не хотела читать твой диалог с бывшей, но тебе следовало, на худой конец, не допустить мне добраться до него. – Я бросаю ему брезгливо: – Не смотри на меня так. Выключай компьютер до того, как уйти к прежней подружке.

Огромного труда стоил следующий разворот, а подкашивающиеся колени бесконечно обессилены. Ноги ватные, мне тяжело передвигаться на них, но я не желаю находиться с Лукасом здесь. Я не знаю, что делать дальше. Он был у нее, у бывшей. И плевать, что у нее проблемы с парнем. Как это выглядит со стороны?! Почему кто-то третий вмешивается в жизнь двоих, любящих друг друга, людей.

Такое впечатление, что я стою в темном тоннеле, а уродливый циничный смех Валерии и Джорджины, звенящий в глубинах подсознания, запутывает меня. Мне не выбраться из темноты, в которую они меня засунули.

– Погоди, погоди… – Лукас плетется за мной.

Схватив вдруг меня за запястье, рванул на себя. Мы синхронно посмотрели вниз, на его руку, что обхватила мою.

– Отпусти, – убирая покатившуюся слезу со щеки, говорю.

– Подожди… что это? – Блэнкеншип знатно хмурится, разглядывая отметины под изысканным браслетом.

В порыве исступления я и не заметила, что так по-садистски впивала украшение себе в кожу, что выступило несколько капель алой крови. Они размазались по кисти, хорошо выделились интенсивным цветом на фоне светлой --">