Ирма Грушевицкая (Irmania) - По велению короля

Бланш, пережив своё горе, вскоре смилостивилась по отношению к брату, а ещё через некоторое время стала негласным опекуном маленького Кристофа. 

Единственное, что меня беспокоило в то время, - это состояние отца. Скорбь не отпускала его. Сначала я его жалела, потом стала сердиться. 

- Сердцевину вынули. Как у кедра, - говорил о нём Жакоб. – Вынь сердцевину, и самое могучее дерево упадёт. Так и человек. 

Мне ещё не хватало жизненного опыта, чтобы помочь отцу справиться с горем. Я приходила в его покои каждый день. Он сидел у окна в любимом мамином кресле и, уставившись в одну точку, молча слушал меня. Желая пробудить у него интерес к жизни, я рассказывала обо всём: о замке, о том, как идут дела у лесорубов, на пастбищах. Сколько пшеницы было посеяно, сколько фасоли собрано. Рассказывала, как растёт брат. 

Однажды утром я нашла его спящим и не смогла добудиться. Испугавшись, тотчас послала за Жакобом. Он явился с коробом, в котором обычно носил свои снадобья. Бросив быстрый взгляд на распростёртого на кровати отца, Жакоб вытолкнул меня из комнаты. 

- Не надобно девице смотреть на это, - только и сказал он.

Не знаю, что произошло потом, но только через три дня отец, поддерживаемый Жакобом, спустился в главный зал. Он был бледен и худ, но определённо жив. Я заплакала от облегчения, а он, подойдя, первый раз в жизни крепко меня обнял.

Так мы и жили - спокойно и относительно счастливо. Ровно до того дня, когда была озвучена воля короля.

Часть 2

Это был благословенный год - хорошего урожая, доброго вина, здорового потомства у овец и коз. А ещё это был год перемирия, заключенного между Вольтурингией и Корсией. Наши страны, измождённые долгой войной, нуждались в передышке. Мир был шатким, но обе стороны всеми силами стремились его удержать. Как только благая весть дошла до Дуаера, отец немедленно отправился во дворец. Королю Ролло требовались все советники, чтобы выторговать для себя наилучшие условия при подписании окончательного мирного договора. Вольтурингия ликовала. 

Мне исполнилось семнадцать, и я уже несколько лет считалась негласной хозяйкой Дуаерского замка. Мне кажется, для отца было огромным облегчением узнать, что я неплохо справляюсь с обязанностями, которые в его отсутствии выполняла моя мать. Мне нравилось руководить жизнью в замке, и отец благодушно позволил мне и дальше этим заниматься. Когда я подросла, он с лёгким сердцем оставлял на меня и Дуаер, и всех его обитателей. В том числе и Жакоба. 

Дядюшка плохо перенёс последнюю зиму. Силы постепенно его оставляли. У него начали путаться мысли, он стал забывать имена. Испросив разрешения у отца, я забрала его в замок, и теперь Жакоб обитал в маленькой каморке недалеко от кухни. Конечно, он не сразу согласился оставить своё хозяйство, и перебрался к нам лишь после того, как я пообещала продолжать заботиться о его доме. 

Жакоб стал хорошей нянькой подрастающему Кристофу. Они с удовольствием проводили время у камина в большом зале, где один рассказывал, а другой слушал сказки. Бланш, ранее взявшая на себя все хлопоты о брате и фактически заменившая ему мать, тотчас начала искать новую работу. Меня это не устраивало, а моя добрая сестра не принимала никаких возражений. В конце концов, мы перераспределили некоторые мои обязанности, и обе вздохнули с облегчением, выкроив время для себя. Теперь Бланш чаще можно было увидеть сидящей у окна за любимым вышиванием, а для меня, как и в детстве, единственной отдушиной оставался лес. 

Я сдержала обещание: хижина Жакоба была в порядке. Но только теперь я обустроила её под себя. Фактически она стала моим вторым домом. Нередко я оставалась в ней на ночь, а то и дольше. Заготавливала травы, которые собирала в лунные ночи, искала целебные растения... Лихих людей я не боялась – горы надёжно охраняли нас от чужаков, а дороги усиленно патрулировались. Дикие же звери без надобности не нападали: леса были богаты пропитанием как для людей, так и для хищников. На всякий случай при мне всегда был арбалет, которым я довольно неплохо владела, и Баламут – старый волк, приручённый Жакобом. 

Отец возвратился в середине сентября. Стояла жаркая страда сбора урожая. В горах овец готовили к зимовке, перегоняя на более тёплые низинные пастбища. Шерсть, заготовленная и окрашенная ещё летом, теперь требовала переработки. Работа в ткацких да и на кухнях замка кипела круглосуточно. 

Мы же с --">