(PallVan1987) - You love me anyway (SORORATE) (СИ)

пройдя в комнату, вспомнил, как много лет назад пришёл в этот дом впервые, чтобы помочь Таве Соломонс произвести на свет Алфи-младшего.

Что касается Тавы, то ей было тридцать три года, выглядела она весьма скромно, но ухоженно. Эта женщина была проницательна к жизни и, родив единственного сына, оставалась свободной от «оков любви». Она прекрасно понимала, что дурное дело не хитрое, а еще один голодный рот никчёмному Соломонсу-старшему явно может помешать. Он и без того всюду оставлял своих отпрысков забавы ради. Чтобы хоть как‑то прокормиться, ей нужно было выстирать две дюжины тканей в день, довести их до скрипа и белизны, обжигающей глаза.

Что до Исы, то ей хватило ума лишиться невинности в пятнадцать, что уже было хорошим знаком по тем меркам — соседский мальчишка постарался и, в результате, одним ртом через несколько часов станет больше. Все в общине знали, что случилось девятью месяцами ранее и последствие грязной связи сейчас упорно не хотело появляться на свет, изматывая девушку.

— Плохо дело? — голос у Тавы был беспокойным. Она волновалась за юную Ису и за исход беременности, сидя у её кровати четвёртый час, поглаживая живот по часовой стрелке, чувствуя собственную беспомощность. Чем она могла помочь этой девушке? Этой несчастной сироте? Её обет, наложенный перед Всевышним и общиной покойной миссис Абрамсон поднять эту девочку оказался невыполненным. А неисполнение обета — тяжкий грех, который взяла на себя Тава.

— А где счастливый отец? — насмешливым голосом поинтересовался доктор. Он знал Ису и то, какую страсть к подобным ей девушкам имел молодой человек с итальянскими корнями, уроженец «Маленькой Италии Лондона». Казалось, его главной задачей было повалить на матрас как можно больше девиц в округе, поэтому в еврейской общине все знали его как прелюбодея и хулигана, и прятали своих дочерей подальше от этого разбойника.

— В Хокстон-Батс, я полагаю, — небрежно бросила Тава, в её голосе был очерчен очевидный укор, обращенный исключительно к отцу будущего ребёнка. — Работает вышибалой на Салливана!

Иса вновь закричала, очень кстати, выгнулась в спине и схватилась за простынь. Её лицо побагровело от мучительной боли. Доктор лениво опустил на стул саквояж и задумчиво провёл пальцами по предложенному ассортименту, шагнувшей вперёд фармацевтической промышленности.

— Ну скорее, мистер Вудфорт! Вы как черепаха, таки! — взмолилась Тава, промакивая влажной тканью лоб девушки.

— Пить… — прошептала Иса, Тава вмиг поднесла к её губам стакан тёплой кипяченой воды. Девушка жадно принялась лакать воду, разбрызгивая и роняя крупные капли на грудь.

Доктор набрал шприц, не переставая осуждающе вздыхать, поглядывая на девушку.

— Довольно! Не хватало фонтанов из всех щелей! Пощадите ваши белоснежные простыни, миссис Соломонс! — проворчал доктор с брезгливостью и ввёл иглу в вену. Через пару минут повисла тишина. Иса глубоко задышала и опустила голову на подушки, прикрыв веки. Вудфорт грубо развел ей ноги, ощупал изнутри и устало сказал: — Надо резать… — доктор обтёр пальцы об предложенное Тавой чистое полотенце и неблагодарно швырнул его в сторону. — Идёт ножками.

— Неужели без этого не обойтись, Джеффри? — проскулила женщина, глянув на дремлющую Ису, опуская на лоб мокрую прохладную ткань.

— Если я не приму крайние меры — умрут и девушка, и ребёнок, а я потеряю работу, миссис Соломонс, — с горечью отметил доктор. — Моя задача спасти мать, нежели ребёнка, иначе вся семнадцатилетняя практика и репутация псу под хвост! Детская смертность вещь жестокая и жалеют чаще всего не дитя, а мать, — парировал он. — Дайте девочке немного отдохнуть, а я сейчас подготовлюсь и подойду.

Джеффри покинул комнату, качая головой. Эта ночь будет тяжелой, бессонной и это раздражало доктора.

—Родила? — сходу спросил восьмилетний Олли, заметив мистера Вудфорта.

— Мальчик? — подхватил его тринадцатилетний Дэниел. И ещё несколько мальчишек с любопытством вились вокруг доктора.

— Ещё нет! — бросил он строго. — Какие нетерпеливые ягнята!

Джеффри повернулся к Алфи, самому старшему из мальчиков и менее заинтересованному, который сидел возле старенького камина, закинув ноги на обивку. В свои пятнадцать

--">