Виктория Николаевна Ростокина - Рок царя Эдипа

забыла, какова температура плавления алюминия.

— Ну подумайте, меньше ста градусов или больше, — улыбаясь своей мягкой, успокаивающей улыбкой полуазиата, спросил Константин Сулейманович.

«Так… Алюминий — легкий металл… Значит…» — стремительно подумала Надя, успев испугаться, и сказала вслух:

— Меньше.

— Как же так? Выходит, мы чай с расплавленным алюминием пьем? Чайники-то алюминиевые…

И вот в Ледоколе после зимних каникул, рассказывая эту историю Леше, который сел за их столик, Иришка представила ему Надю, а за три минуты до этого удерживала ее за руку, усаживала обратно на стул, шепча: «Ну не будь дурой, котик. Ты же сама хотела».

И Надя сидела, одеревенев. И, как сухое дерево, вся горела изнутри и улыбалась при этом как можно непринужденнее, а Иришка болтала, что вот все они пьют расплавленный алюминий, потому что пили они столовский чай и заедали знаменитыми на весь МАИ «пирожками с котятами» — круглыми булочками с мясной начинкой.

После этого все было вроде по-прежнему.

Надя все так же, заходя в Ледокол, направлялась сразу на второй этаж, в столовую, поесть, а не на четвертый, где пили кофе и тусовались в свободное время студенты. Все так же много занималась.

Но теперь, встретившись в троллейбусе, они с Лешей здоровались, о чем-то болтали. Об учебе, преподавателях. Она что-нибудь спрашивала, он долго, охотно, увлеченно объяснял.

Однажды в марте, выйдя из троллейбуса и переходя через дорогу рядом с Лешей, Надя поймала себя на том, что неотрывно смотрит на Лешу. Вдруг он заметит? Вдруг поймет, насколько пристально она глядит? Но Леша смотрел, как всегда, прямо, куда-то чуть выше горизонта, и Надя стала изучать асфальт, покрытый мокрым снежным месивом…

Завизжали тормоза…

Леша, схватив ее за руку, дернул назад…

Водитель выскочил из машины и громко материл Надю, размахивая руками, приседая, хлопая себя по коленям.

Сзади загудели машины. Водитель продолжал ругаться.

— Пошел на… — негромко сказал Леша.

— Чего-о-о? — изумился водитель.

Но Леша больше ничего не сказал. Только молча смотрел на водителя. В упор.

И тот, ругнувшись напоследок, поспешно и неловко влез обратно в машину и уехал.

— Извини. По-другому тут не скажешь, — произнес Леша.

И руку Надину отпустил, только когда дорогу перешли.

После этого каждый раз, когда им случалось переходить через дорогу вместе, Леша даже не брал ее за руку, а как-то окружал ее локоть своей ладонью, будто держал, не касаясь.

А потом наступил май. И Леша пригласил ее в кино. Просто спросил:

— Смотрела раньше фильм «Новые амазонки»?

— Смотрела, — затаенно обрадовалась совпадению Надя.

— Тут он в полном варианте, без совковой цензуры, идет. Сходим?

— Сходим.

Кинотеатр был небольшой, старый, в огромном доме, многобашенном замке сталинских времен с высоченным центральным шпилем.

Без совковой цензуры фильм назывался «Секс-миссия», но ничего особенно нецензурно-сексуального в нем не прибавилось. Да и помнила Надя его плохо. И в этот раз тоже плохо запомнила. Потому что целовалась с Лешей и фильм почти не смотрела.

Выйдя из кинотеатра, они еще часа три гуляли по центру. Сумеречная Москва на их глазах из города дневного и замусоренного превращалась в город вечерний и волшебный. Леша держал Надю за руку, он рассказывал о своем детстве, о бабушке и деде, о дедовой старой «Волге» уникального для этой машины зеленого цвета, о том, как дед продал ее сразу после бабушкиной смерти.

Надя была испуганно-счастлива. Она готова была слушать Лешу часами, хоть и недоумевала, почему он ничего не говорит о ней или о них вместе. И поцеловал только раз — на прощание.

В общаге Надя легла на свою кровать лицом вниз.

И задумалась. И решила, что Леше она с ее любовью вовсе не нужна, а говорил он просто так, чтобы не молчать.

«Да. Правильно мама говорила. Мужчинам только одно нужно».

И как бы озвучивая подобные мысли, из-за стены неслись стоны, переходящие в откровенные крики. Надя накрыла голову подушкой. И с ужасом поняла, что надоело ей быть среди всего этого девочкой-недотрогой. И мечтает она о Леше так, что «этого» ей с ним очень хочется. Надя пыталась представить «это» — становилось жарко, сладко, зыбко. Тогда она резко села на кровати и сказала себе: «Леша меня не любит. Я ему даже не нравлюсь. Значит, «этого» не будет».

Весь май Надя, встречаясь с Лешей в институте, старалась казаться --">