Паола Стоун - Рождество в Ноттингеме

Паола Стоун Рождество в Ноттингеме

Посвящаю моей бабушке

Пролог

Съемка только что закончилась. Монтировщики растаскивали декорации — дерево глухо стучало по натянутому на пол холсту. В разогретом софитами воздухе плясали столбы пыли. Над телевизионной площадкой стоял тот сложный запах, который ничего не скажет человеку, от телевидения далекому, и так много — тому, кто хоть раз побывал на съемках…

Патриция Фоулбарт, ведущая только что отснятой музыкальной программы, шагнула с подиума вниз и устало присела на нижнюю ступеньку. На ней был костюм, стилизованный под наряд французских поселенцев начала восемнадцатого века, — передача посвящалась канадским народным песням. Высокая шапочка, отороченная рыжеватым мехом и кокетливо сдвинутая набок, открывала ясное, уверенно — может быть, даже чуть резче, чем положено женщине, — очерченное лицо, а длинный приталенный жакет подчеркивал девическую стройность точеной фигуры.

Патриция провела ладонью по лицу, словно стирая накопившуюся усталость. На лице остались разноцветные разводы грима. Но она могла себе позволить такой жест и такую небрежность — звезда ее стояла высоко. Приняв когда-то деятельное участие в создании ныне всемирно известного канала «Кантри МьюзикТелевижн», Патриция Фоулбарт работала на нем с первого дня его существования, и чуть ли не треть нынешних текущих передач канала была обязана своим появлением в эфире именно ей.

Помимо удивительной работоспособности Патриция обладала магией обаяния сильной личности. Все ее просьбы, не говоря уж о распоряжениях, исполнялись незамедлительно и в точности — но не из страха или желания выслужиться. В телецентре города Трентона все — от гардеробщика до главного режиссера — знали: если Патриция Фоулбарт просит сделать так, а не иначе, значит, это действительно необходимо и единственно правильно.

Поблагодарив всех, кто суетился в этот момент на площадке, Патриция прошла в свою гримерную и через пятнадцать минут вышла оттуда обыкновенной служащей, которую отличали от прочих, может быть, только откровенно подчеркнутая элегантность и властное выражение тонкого лица. Определить возраст Фоулбарт было затруднительно: ей с успехом давали и двадцать пять, и сорок. И первое определение было бы верным, если бы не холодноватый блеск в живых карих глазах и не жесткость, проступавшая порой в очертании свежих, почти не тронутых помадой губ…Лишь они подсказывали внимательному наблюдателю, что этой женщине пришлось немало перевидеть и пережить на своем веку.

Патриция уже направилась было к центральной лестнице, ведущей с пятого этажа, на котором находилась третья студия СМТ^[1], прямо вниз, в главный холл телецентра, как ее остановила молоденькая помощница режиссера:

— Прошу прощения, миссис Фоулбарт, но на площадке второго этажа Си-Эн-Эн снимает очередной кусок. Вам лучше будет спуститься через левое крыло, знаете?

Патриция улыбнулась. Ей ли не знать студию как свои пять пальцев! Однако она поблагодарила девушку и отправилась вниз путаными переплетениями всевозможных коридорчиков, лесенок, галереек и переходов.

Господи, как давно она не была здесь! Но пусть уже несколько раз сменились таблички на дверях, а крошечные и пыльные комнатки превратились в шикарно обставленные кабинеты, пусть здесь сидели теперь совсем другие люди, которые не помнили и не знали Патрицию двадцать лет назад — но дух, волшебный студийный дух, был все той же смесью честолюбия, интриг, романов, провалов, успехов… И того вечного дерзкого человеческого поиска нового, который и составляет суть любого творчества.

Через несколько минут Патриция оказалась у низковатой двери неподалеку от пожарной лестницы. За этой дверью был ее первый кабинет, когда она всего боявшейся и всего жаждавшей выпускницей колледжа Королевской музыкальной академии в Лондоне приехала сюда, в столицу Нью-Джерси. Почему она, специализировавшаяся на классической английской музыке семнадцатого века, выбрала для стажировки именно этот штат — «подмышку Нью-Йорка», как его презрительно называли, — она не смогла бы толком объяснить ни тогда, ни сейчас. Может быть, ей нравилось название штата, напоминавшее любимый пепельный мамин костюм, к которому маленькая Пат так любила прижиматься в детстве щекой… Может быть, причиной послужило то, что именно здесь, в --">