Лия Нежина - Возвращаясь к себе (СИ)

меня пристально, не отрываясь.

— Замерзла, — шепчет он тихо, и я только теперь понимаю, что это новенький, а он вдруг берет мои замерзшие руки в свои и наклоняется к губам.

В голове как озарение и паника: «Да он же сейчас поцелует меня!». Вырвала руки и отвернулась. Через пару секунд, сама не знаю почему, поворачиваюсь и ищу в темноте искорки этих глаз, но его уже нет, и ребята собираются возвращаться.

Потом меня долго мучил вопрос: что это было? Это правда было, или мне привиделось? Новенький вел себя по-прежнему, только вроде чаще стал подтрунивать и называть недотрогой.

Я никому ничего не говорила: подруги бы не поверили, а могли и на смех поднять. Только однажды зачем-то сказала маме:

— Знаешь, у нас новенький в классе, и, по-моему, я ему нравлюсь.

Мама замерла на секунду и тут же засыпала вопросами: кто такой? как учится? кто родители?

А потом вынесла вердикт:

— Нашла о ком говорить. Ты у меня умница, красавица, в институт поступишь. Зачем нам это недоразумение? Тебе же Кирилл пишет. Вот замечательный мальчик, отличник. А от таких, как этот Леша хорошая девочка должна держаться подальше. Ты же не подведешь меня, дочка, не совершишь моих ошибок.

От этой фразы про ошибки меня тошнило. Мама — интеллектуалка с двумя высшими образованиями из хорошей обеспеченной семьи. В 20 лет вышла замуж за простого водителя. Жизнь у них не сложилась, и, сколько себя помню, она поучала: не повторяй моих ошибок. Иногда казалось, что и меня она относит к таким ошибкам.

Но что бы я ни думала, а ослушаться ее не могла. Только каким-то внутренним чутьем иногда ловила на себе тяжелый взгляд Романова. Это немного щекотало нервы, но я никогда не думала об этом парне всерьез. Что у меня, отличницы и «хорошей девочки», могло быть общего с хулиганом и двоечником!

Правда, был один случай… На 9 мая в школе готовился грандиозный концерт, к которому я репетировала песню «Баллада о матери». Мой голос — это то, чем я действительно горжусь. Годы занятий вокалом не прошли бесследно. Я выступала на всех школьных концертах. И в этот раз возвращалась с поздней репетиции. На лавочках за школой сидела компания молодых людей. Кто-то из них крикнул мне:

— Эй, красотка, не проходи мимо, присоединяйся.

Я молча шла дальше.

— Ты чё игнорируешь? Сказано — иди сюда, — вдруг загудели злые голоса.

Сказать, что душа ушла в пятки — ничего не сказать. Темный закоулок, а впереди толпа подвыпивших парней. Я зажала в руке связку ключей и продумывала, как бы мне мимо них прошмыгнуть. Неожиданно один парень, стоящий ко мне спиной, развернулся и, бросив в толпу «девушка со мной», подошел. Это был Романов.

Он взял за руку и пошел рядом. Дорога вела вдоль футбольного стадиона, освещенного ярким светом софитов. Было светло, как днем, но я все равно жалась к нему. Когда подошли к моему подъезду, я поблагодарила его, но он все равно выглядел страшно недовольным: морщил лоб и ерошил волосы, что бывало с ним обычно, когда волновался.

А дома меня ожидал неожиданный нагоняй от мамы. Она, оказывается, видела в окно моего провожатого и, когда узнала, что это Романов, пригрозила запереть дома на все лето, чтоб «не смела шляться с сынком уголовника». Никакие уверения, что отец Романова вовсе не уголовник, а Алексей просто помог мне, не действовали.

На концерте я все-таки выступила. Перед выходом наш художественный руководитель критически осмотрела меня и посетовала, что слишком бледная. Меня чуть подкрасили: наложили тон, подвели глаза, губы чуть тронули помадой, распустили волосы. Вместо школьного форменного сарафана я одела прямое черное платье до колен.

Школьный актовый зал был набит битком. На передних местах разместили администрацию школы, ветеранов. Дальше — учеников старших классов и других гостей. Зал погрузился во тьму, и я вышла.

Не знаю, зачем так было задумано, только почти всю песню мне в лицо бил луч прожектора, но даже это не смогло помешать спеть мощно, с чувством. У меня красивый голос — колоратурное меццо-сопрано. Он идеально подходит для этой песни, и у зрителей в глазах стояли слезы. Вдруг на самом пике, когда я пела: «Алексей, Алешенька, сынок», — кто-то в конце зала встал и быстро вышел.

Романов. В тот момент мне было не до него, но, возвращаясь домой, я размышляла, почему он вышел. А подходя к дому, заметила его сгорбленную фигуру на лавочке. Он поднял на меня глаза, и что-то было в них --">