Катерина Сергеевна Снежная - Полюби меня

дайте время.

Она перевела взгляд зеленых глаз на мужчин, которых любила, как родных братьев.

–Тост. За воссоединение семьи!

Выпив залпом обжигающую жидкость, она глубоко и удовлетворенно вздохнула, за плечами лежали годы поисков, запросов в архивы, бесед с людьми. Но все же она нашла всех братьев и почти, почти воссоединила семью. Пусть на это и ушли годы.

Снежана, как будто с нею это было вчера, хорошо помнила тот трагический день.

Ей было одиннадцать. Был летний дождливый день, и в старом квадратном дворе, заросшим густыми кленами и вязами, на потрескавшемся черном асфальте играл семилетний Алексей. Они с пятилетним братом гуляли по очереди, так как другой обуви в их доме не водилось. Мальчик был обут в большие, на вырост, осенние башмаки. Поверх трикотажных шортиков с футболкой на нем висела длинная куртка. Эта куртка, когда-то была ее. Но теперь она была мала, и бабушка отдавала вещи матери мальчиков. Снежана стояла на широком подоконнике и ждала, когда закончиться слегка моросящий дождь, чтобы тоже выйти на улицу.

Во двор въехали машины скорой помощи и милицейский патруль. Они подъехали к их подъезду и оттуда вылезли три женщины и один милиционер. Зашли в подъезд. Через две минуты из подъезда послышался шум, звонок в их дверь. На пороге оказался высокий милиционер, спрашивающий у бабушки Снежаны: «Есть ли кто в квартире напротив?». Бабушка кивает и говорит, что соседи дома. Снежана, выскочившая на порог своей квартиры вслед за бабушкой, взяла ту за руку, наблюдая картину происходящего.

Дверь в квартире Скаловых открылась, и на пороге появился мужчина. Отчим мальчиков. От опьянения худощавого, не бритого, небрежно одетого мужчины в изношенном трико и майке, пошатывало. В квартире раздавался нечетко слышный плач, похожий на полу-хрип, полу-стон грудного ребенка. Это полугодовалый Николай сорвал голос от криков голода.

– Че надо? – спросил открывший мужчина нетвердым голосом женщин в белых халатах, опираясь на ободранный, требующий покраски дверной косяк. Из-за его ноги выглядывал пятилетний Владимир. Кудрявый, русоволосый малыш с яркими синими глазами. Чумазый, в одним трусиках, с куском корки хлеба в руке. В глазах его светилось любопытство.

За его спиной замаячила женщина. У нее была серовато-коричневая отечная кожа. На опухшем лице от побоев вокруг глаз были синяки. Она давно не расчесывалась, и потому некогда русые волосы выглядели, как серая пакля, свисающая клочьями с головы. На ней была одета юбка и грязная сильно изношенная кофта горчичного цвета.

– Степа, кто пришел? – спросила мать Алексея и Владимира, выглядывая через мужчину.

– Да, вот, – мужчина широко махнул рукой, и его занесло, развернуло спиной к коридорной стене, которая не дала ему упасть.

– Участковый Кузнецов, – произнес милиционер, оттесняя женщин в халатах. – Здесь живет гражданка Скалова Лариса Александровна?

– Ну, это я, – произнесла женщина, взгляд у нее был осоловелый, язык заплетался.

– У нас постановление суда об изъятии детей из семьи, – произнес участковый, протягивая документы. – Вы давно стоите на учете, не являлись в суд. Ваши дети будут переданы на попечение государства.

На лице женщины не дрогнул ни один мускул. Ей было все равно. Мужчина посмотрел на нее.

– Не, так че, пускать? – спросил он.

– Забирайте, – сказала она и, развернувшись, пошла назад в комнату.

– Мама, – закричал пронзительно пятилетний Вова, и рванулся следом за матерью в комнату. Женщины в белых халатах прошли в квартиру вместе с милиционером. А Снежана бросилась к окну, мигом взлетев на высокий подоконник и высунувшись из окна, закричала во двор:

– Леша, там твоих Вову с братом забирают в детдом! Беги скорее!

Семилетний мальчик обернулся, подняв голову к окнам и, бросив длинную ветку, побежал к подъезду, но ботинки ему были слишком большими и они соскакивали с его мокрых, босых ног. В конце концов, он плюнул и бросив их на асфальте, босиком вбежал в подъезд. Дети пересеклись уже у дверей его квартиры. Оттуда доносились истошные вопли Владимира.

Вбежав в квартиру, Алексей со Снежаной увидели, как тот, вцепившись в ногу матери, заливаясь слезами, в соплях вопит. И две женщины с милиционером не могут его оторвать от ноги. А мать Алексея и Владимира просто стоит, держась за ручку кухонной двери, и победно улыбается пьяной улыбкой. У окна стоял их отчим и что-то курил, --">