Ирина Сотникова - Кофе в бумажном стаканчике (СИ)

class="book">Маленькая Надя хорошо запомнила историю с забором, в один момент отделившим владения тети Любы и спрятавшим их собственный двор от ее нескромных взглядов. Так уж повелось, что в их районе на краю городка, застроенном старыми одинаковыми домиками под двускатными крышами, было принято хвалиться перед соседями чистым двором, который надо было демонстративно подметать каждое утро — и чтобы непременно одобрили, дали знать, что видели. Если установленный порядок нарушался, начинались вопросы, и попробуй не ответь! Тут же сыпались нравоучения, подкрепленные местными суевериями — мол, нехорошо! Еще дед с бабой так делали, а если по-другому, непременно быть беде. Так произошло однажды и с Надиной мамой. После язвительных замечаний тети Любы по поводу неубранного двора и слез матери, которые отец переживал крайне тяжело, девочка, вернувшись на следующий день со школы, с удивлением обнаружила высокую кучу строительного камня возле их старенького штакетника. Добротный забор был поднят за неделю. Тетя Люба, лишенная возможности наблюдать за жизнью соседей, наконец, угомонилась, Надину маму задевать перестала. И затаила глубокую обиду.

Каждый год после первых летних ливней Головенки отправлялись на машине в степь, и если везло, находили там поляны с шампиньонами — собирали корзинами, везли домой, чистили, мариновали. А вечером мама обязательно жарила на огромной сковороде картошку с грибами и луком, и этот чуть сладковатый насыщенный запах казался девочке самым упоительным, а семейный ужин в этот вечер был самым лучшим ужином в мире.

Надя обожала июньскую степь, напоминавшую ей необъятных размеров зеленое покрывало, затейливо вышитое перелесками, взгорками, овражками. В начале лета в степи было особенно нарядно — васильки и маки расцвечивали ее яркими пятнами, невидимые жаворонки без устали звенели в высоком чистом небе. Воздух был пряным, с запахами полыни и чабреца. Его хотелось вдыхать очень глубоко, словно аромат чудодейственного настоя, сваренного доброй чародейкой-природой. Девочке нравилось разглядывать далекий ясный горизонт, за которым, как ей думалось, скрывались удивительные страны, а в них диковинные города, где люди были непременно счастливы. Тяжелые, кипенно белые облака представлялись ей дворцами неизвестных королевств, волшебно парящими в воздухе, и она искренне верила, что жизнь в них текла по иным, магическим, законам — как в книгах о Гарри Потере.

В июле лето вступало в полную силу, расцветала дикая ромашка, щедро укрывая степь белым ковром. Ее обильное цветение длилось почти месяц — до невыносимо жаркого засушливого августа, хозяевами которого становились бессмертники вперемешку с полынью и колючим синеголовником. К этому времени влажное разнотравье высыхало на корню, обнажая редкие приземистые кусты, груды камней и скальные пороги, степь превращалась в пустыню — до первых осенних дождей, когда, невзирая на похолодание, вездесущая трава снова выпускала из земли свои живучие стрелки. Кругом становилось уныло, собирать в степи было нечего — ни горькой полыни и чабреца, ни лечебной ромашки, настоем которой лечили почти все болезни, ни белых плотных шампиньонов. Только фургончики с продуктами да местные машины изредка курсировали по проселочным дорогам между деревнями, стараясь не застрять в распутице и как можно быстрее спрятаться на спасительных стоянках. Осень укрывала уставшую от жары степь мягкой прохладой, застилала утренними туманами, меланхолично сыпала мелким дождем, заставляя людей прятаться в домах.

Зима приносила с собой сырость, непролазную грязь, выматывающие душу стылые степные ветра, заносившие огороды песком с Днепровских плавней. Консервный завод работал вполсилы, дороги становились полупустыми, и только поезда деловито перекликались гудками, напоминая, что затишье это временное — до первых теплых дней. От безделья соседи гостили друг у друга, сплетничали, делились новостями, обсуждали политику и местное начальство. Это скрашивало невыносимую скуку, позволяло быстрее проживать слякотные дни. Потом наступала весна, зацветали вишни, и все начиналось сначала.

Подрастая, Надюшка считала такой порядок вещей неизменным и не понимала, как может быть по-другому. И вишни, и зловредная тетя Люба, и вечные лужи зимой гармонично вписывались в ее картину мира, не вызывая никакого

--">