Таррин Фишер - Я могу быть лучшей версией тебя

закончен, но она продолжала меня сверлить взглядом.

— То есть, вы не следили за ними до самого дома и не ждали часами в машине, только чтобы увидеть отца девочки?

— Я припарковалась, было дело. Я же уже сказала – мне стало любопытно.

Она облокотилась на спинку кресла и стала что-то записывать в блокнот. Я было вытянула шею, но она отлично всё спрятала. Может, это она психопатка. Писать то, что я не могу прочитать – это демонстрация силы такая?

— Как часто вы их преследовали с того раза?

Вдруг на меня напала такая жажда, что язык, казалось, намертво пристал к нёбу. Я стала взглядом искать воду. Порыв жаркого воздуха ворвался в кабинет сквозь вентиляционное отверстие. Я стянула с себя новый свитер и провела языком по сухим губам.

— Несколько раз, — осторожно ответила я. — У вас водички не найдётся?

Она указала на мини-холодильник в углу кабинета. Открыв его, я увидела целые ряды бутылок. Схватив самую холодную из заднего ряда, я вернулась на своё место. Чтобы убить время, я слишком долго открывала бутылку, потом начала жадно пить. Вот-вот она должна провозгласить, что сеанс завершен, и мы продолжим беседу на следующей неделе. Но психотерапевт молчала, и я начала сильно потеть.

— Что заставляет вас ощущать связь именно с этой матерью и дочерью?

Вопрос вывел меня из равновесия. Я провела ногтем большого пальца по запястью, пока сочиняла ответ.

— Не знаю... Я никогда об этом не задумывалась. Может, из-за того, что дочери столько же лет, сколько могло бы быть моей.

Она задумчиво кивнула, а я опустилась на диванные подушки.

— А может, потому что женщина...

— Вы имеете в виду её мать?

Я стрельнула взглядом.

— Женщина, — упрямо повторила я, — не выглядит как другие матери. Она что-то вроде анти-матери.

— Вас это расстраивает или притягивает?

— Не знаю... Возможно, и то, и другое.

— Расскажите мне о ней... о матери. – она устроилась поудобнее в кресле, а я начала нервно оттягивать кожу вокруг ногтя.

— Она не одевается как типичная мать – кожаные брюки, футболка с Nirvana под пиджаком, все эти браслеты, которые едва помещаются на её запястьях. А однажды она одела черную шляпу и серую футболку, через которую всё просвечивало. Волосы – единственное, что спрятало её соски от чести быть всеми увиденными.

— И как другие матери в песочнице на это отреагировали? Вы обратили внимание?

Разумеется, обратила. Из—за этого я её и заметила. Я видела, как они пялились, и с той минуты заинтересовалась ей.

— Ей наплевать, что говорят другие мамаши. Было заметно, что они её из-за этого недолюбливали. Она их отшила ещё до того, как они отшили её. По-моему, гениально. Они вроде стаи собак, только и стреляют в неё глазами, с любопытством и открытым раздражением.

— Вам нравится эта её черта?

Я задумалась.

— Да, мне нравится, что ей наплевать. Мне всегда хотелось такой быть.

— Всегда хорошо себя знать.

— Так почему же я за ними слежу? — я вдруг спросила. Всё вдруг показалось таким прозрачным.

— Наше время вышло. Увидимся на следующей неделе, Фиг, — улыбнулась она.

Было уже темно, когда я подъехала к дому Плохой Мамочки и припарковалась в соседнем квартале. Сначала я не хотела возвращаться, но не могла же я позволить какому-то психотерапевту меня запугать! Вечер был холодный. Я достала толстовку с заднего сиденья и накинула капюшон на голову, тщательно спрятав волосы. Я не боялась быть пойманной, но мои блондинистые волосы могли привлечь к себе ненужное внимание. В этой части города живут сплошные молодые семьи, послушно посапывающие в своих спальнях в полдесятого, но осторожность превыше всего. Вечерняя пробежка станет отличным прикрытием. Сама невинность! Если кто-то и выглянет в окно, они увидят девушку в трениках, ведущую здоровый образ жизни. Я наклонилась, чтобы поправить шнурки моих новых кроссовок, белых с леопардовым принтом, купленных по интернету специально для этого случая. Я увидела их у Плохой Мамочки в парке и сразу захотела такие же. Я представляла нас с ней, случайно столкнувшихся в магазине или на заправке. Она воскликнет — «Ой, у меня такие же! Они такие

--">