Александра Васильевна Миронова - Я оставлю свет включенным

делала сестра. Руки дрожали, от чего подводка размазалась и Глафира стала похожа на заплаканную панду. Плевать.

Закончив с макияжем, она стащила с головы капюшон. Порывшись в косметичке, обнаружила маникюрные ножницы. Схватила один из дредов и попыталась обрезать его под корень, немного поранив кожу голову. Выругалась.

Маленькие ножницы плохо слушались, отказывались отрезать толстые пряди. Ей понадобилось около часа, чтобы от них избавиться. Остатки дредов она засунула во внутренний карман куртки. Выбросит их в другой стране, в этой нельзя оставлять никаких улик.

Снова натянув куртку с капюшоном, она вышла в коридор, сделала несколько шагов, повернула к лифту и наткнулась на врача:

– Миссис Дорман? Что вы здесь делаете? – строго спросила немолодая уставшая женщина. – Мне сообщили, что вы пытались покинуть палату, но в вашем состоянии нельзя этого делать!

В ответ Глафира зашлась в таком кашле, что даже видавшая виды врач сделала несколько шагов назад. Она сдернула капюшон с головы, понимая, что выглядит устрашающе: на месте некогда стильной и роскошной шевелюры – проплешины и залысины.

– Док, сколько там той жизни, – пробасила она хриплым голосом, доставая из кармана сигареты и заговорщицки подмигивая врачу. – Без сигарет совсем худо.

– Доктора Мендез ждут в две тысячи восемнадцатой, доктора Мендез ждут в две тысячи восемнадцатой.

Женщина встрепенулась, и Глафира мельком разглядела табличку на халате «Доктор Мендез».

– Курить можно только в специально отведенных местах, – вздохнула доктор и, бросив прощальный взгляд на странную пациентку, напоминавшую наркоманку из неблагополучного района, заторопилась на вызов.

– Ок, док. – Та отсалютовала ей сигаретой и заторопилась к выходу, выдыхая на ходу и стараясь не сорваться на бег.

* * *

– Вы понимаете, что если не расскажете всю правду добровольно, то вам предъявят обвинение в преступном сговоре с руководством компаний? – Двое мужчин в темных костюмах сидели напротив Эндрю, небрежно качающегося за стуле и с улыбкой смотрящего им прямо в глаза. Словно он не был задержан по подозрению в крупном финансовом мошенничестве, а пришел на мальчишник, где собирается отлично провести время в обществе старых друзей.

– Вы даже можете предъявить мне убийство Кеннеди, – пожал плечами молодой человек, нелепо смотрящийся в скучном и аскетичном кабинете ведомства. Невозможно было представить его одетым в строгий костюм и торгующим на бирже. Гораздо больше ему подходил антураж дискотеки где-нибудь на Ибице. Он идеально вписался бы в пенную вечеринку, бьющую по нервам музыку и наркотический угар. – Вопрос в том, сможете ли вы его доказать.

Эндрю широко улыбнулся, ничуть не смущенный суровыми взглядами мужчин, и выдул пузырь из жвачки. Мужчины переглянулись. Эндрю был готов поспорить на что угодно, что им ужасно хотелось стереть наглую ухмылку с его лица и отобрать у него жвачку. Он надул еще один пузырь.

– Если вы пойдете на сделку со следствием, возможно, мы сможем что-нибудь сделать с вашим тюремным сроком, – совладав с собой, вкрадчиво пообещал один из его собеседников. Некрасивый, невысокого роста, но достаточно плотный. Больше похожий на вышибалу в клубе, чем на представителя национальной ассоциации брокеров-дилеров США.

– Какая сделка? – пожал плечами молодой человек по имени Эндрю Карлссон.

Если верить документам, он был американцем, родившимся где-то в Колорадо, но говорил с легким, едва слышным акцентом.

– Я прибыл к вам из будущего. У нас каждый школьник знает, что в ваше время на биржах творилось непонятно что. Архивы – вот где я получил всю информацию. Но лоханулся, признаюсь, вначале планировал играть долго и аккуратно. Но что-то пошло не так. – Эндрю снова улыбнулся так искренне и беззаботно, что его визави помимо воли почувствовали симпатию и расположение.

Они снова переглянулись.

– Из какого года, вы говорите, вы к нам прибыли? – поинтересовался второй мужчина. Высокий, плечистый, похожий на бывшего профессионального игрока в баскетбол и выглядящий значительно старше своего неказистого спутника.

Эндрю его одновременно и завораживал, и бесил. Он был похож на всех тех симпатичных пацанов, плакаты с которыми вешала на стены его дочь, недавно вступившая в подростковый период. Эти смазливые рожи таили в себе угрозу ему, отцу, сигнализируя о том, что вскоре такой сопляк станет для его девочки дороже --">