Татьяна Успенская - Песок под ногами

Татьяна Успенская Песок под ногами

Памяти моей матери —

Успенской Елены Борисовны,

памяти любимой ученицы — Поповой Светланы

Очень рано, в детстве, я встретилась со смертью. Разбомбило теплушку, в которой нас везли в эвакуацию, и, только что живые, с голосами и осмысленными взглядами, лежали раненые и мёртвые: дети, женщины, старики. «Такой мёртвый и папа», — поняла я. «И я умру», — поняла я.

В четвёртом классе я тяжело и надолго заболела. Целый день лежала одна дома. В моём воображении девочки из класса и учительница рисовались родными, они — моя семья. Сентиментальная, жаждущая чьего-то внимания, я так и написала им: «Вы все — моя семья». А учительница, когда читала письмо в классе, смеялась. Меня встретили смехом и долго потом издевались надо мной. Позже другая классная дама обвинила меня в том, что я завиваюсь, поставила перед всеми, макала толстые пальцы в стакан с водой и растягивала мелкие кольца моих волос.

То, что происходило во мне, когда меня унижали или обижали, осталось навсегда. Дала себе зарок — обращаться с людьми бережно.

Война с её голодом, холодом и беспризорностью, отсутствием игрушек и детских радостей, школа с неудачными учителями и моим неумением стать своей среди людей, потеря близких, ощущение глубокого одиночества в атмосфере сталинского режима подвели меня к единственному выходу из этого одиночества: всю свою нерастраченную любовь я решила отдать детям, ученикам. Поэтому пошла в учительницы. Распахну руки, собой закрою своих учеников от жестокости жизни, от страданий, от неделикатности недобрых и невоспитанных людей, от мещанства и сытости. Научу ребят видеть друг друга, любить друг друга и навечно избавлю их от одиночества.

Научу ребят творчески воспринимать любое дело.

Я сделаю их счастливыми.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава первая

Земля — старая, она проросла мхом. Ногам мягко и тепло. Лес — старый. Мхом облеплены сосны, обступившие нас.

Мои ребята перешли в десятый. Каждую минуту, и сейчас, когда мы идём по Торопскому лесу Белоруссии, они растут. Хотя и вглядываюсь в них постоянно, я не замечаю, как они растут, потому что я с ними вот уже три года, изо дня в день, даже летом.

«Раскольников в крови: в крови старухи, которую убил, и в крови Мармеладова, которого пытался спасти…» Почему вдруг слышу голос Глеба, точно снова идёт тот урок, на котором Глеб рассуждал о психологизме Толстого и Достоевского, об обязательности страданий их героев, о невозможности в том мире найти выход?

Солнце прямо над головой. Как не вяжется то, что снова звучит сейчас, с солнцем, рвущимся ко мне сквозь густые ветки сосен! Не хочу сейчас помнить о конечности и хрупкости человеческой жизни, о том, что где-то льётся кровь, что именно в эту минуту кому-то плохо. Три года я создавала мир, в котором каждому из нас уютно, в котором нет жестокости, злобы, смерти. Есть общие песни, общие костры, общая работа.

В совхозе мы поливаем брюкву. Сегодня первый выходной за две недели. Сегодня, наконец, выспались, наелись без спешки, досыта и пришли в лес — отдохнуть. Закидываю голову к солнцу и небольшому кругу голубого неба. Есть солнце и небо и тридцать человек, родных мне.

— Здравствуйте! — Геннадий стоит передо мною, откинув голову, заложив руки за спину, словно его сейчас будут чествовать благодарные сограждане.

Мы с ним уже виделись и здоровались.

В восьмом классе на уроке русского языка я попросила ребят написать рассказ на любую тему, но с условием, чтобы в нём они использовали все виды обособленных определений. «Звери, рождённые весной, дистрофичны, хлипки и злы, привыкли обходиться малым количеством питательных ингредиентов, а осенние детёныши прожорливы и добродушны, потому что всё лето питались высококалорийной пищей, — написал Геннадий. — Я расскажу об одном оригинально мыслящем звере, появившемся на свет божий осенью и вобравшем в себя все прелести жизни изобильной. Он, этот сытый, симпатичный субъект, был не зол и не мстителен, но характер имел сложный, в связи с некоторыми оригинальными условиями своего появления на свет…»

— Здравствуйте! — повторяет Геннадий.

— Здравствуй, — покорно говорю я, хотя не понимаю, зачем он здоровается третий раз подряд. Под его зорким светлым взглядом мне неловко, невольно поправляю волосы. Что это он? Поговорить хочет? Жду, --">