Библиотека knigago >> Любовные романы >> Современные любовные романы >> На веки вечные


СЛУЧАЙНЫЙ КОММЕНТАРИЙ

# 1517, книга: Ленин и дети
автор: Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич

Владимир Бонч-Бруевич Детская проза Книга «Ленин и дети» является ценным и ностальгическим произведением советской детской литературы. Написанная Владимиром Бонч-Бруевичем, близким соратником Ленина, она дает уникальный взгляд на человеческую сторону великого вождя. Книга состоит из серии коротких рассказов, описывающих встречи Ленина с детьми. В этих историях Ленин изображается как любящий, заботливый и понимающий отец, дядя и дедушка. Он играет с детьми, отвечает на их вопросы,...

Джасинда Уайлдер - На веки вечные

На веки вечные
Книга - На веки вечные.  Джасинда Уайлдер  - прочитать полностью в библиотеке КнигаГо
Название:
На веки вечные
Джасинда Уайлдер

Жанр:

Современные любовные романы, Любительские переводы

Изадано в серии:

Навсегда #1

Издательство:

неизвестно

Год издания:

ISBN:

неизвестно

Отзывы:

Комментировать

Рейтинг:

Поделись книгой с друзьями!

Помощь сайту: донат на оплату сервера

Краткое содержание книги "На веки вечные"

Эвер, Иногда эти письма — все, что помогает мне прожить еще неделю. Даже если ты пишешь о всякой ерунде, ни о чем важном, они важны для меня. С Грэмпсом все в порядке, и мне нравится работать на ранчо. Но... я одинок. Чувствую, что изолирован, как будто я никто, как будто нигде нет для меня места. Как будто я просто нахожусь здесь, пока что-то не случится. Я даже не знаю, что хочу сделать со своей жизнью. Но твои письма… благодаря им я чувствую, что связан с чем-то, с кем-то. Когда мы впервые встретились, я влюбился в тебя. Я думал, ты прекрасна. Так прекрасна. Было трудно думать о чем-то еще. Потом лагерь закончился, и мы больше не встречались, и теперь все, что осталось от тебя — эти письма. Черт, я только что сказал тебе, что влюбился в тебя. Влюбился. В ПРОШЕДШЕМ времени. Больше не знаю, что это такое. Любовь по переписке? Любовь, как в книгах? Это глупо. Прости. Я просто установил для себя правило, что никогда не выбрасываю то, что пишу, и всегда посылаю это, очень надеясь, что тебя это не отпугнет. Ты мне тоже снилась. То же самое. Мы в темноте вместе. Только мы. И это было, как ты и говорила, как будто воспоминание, превратившееся в сон, но это было воспоминание о том, чего никогда не было, только во сне это было так реально, и даже больше, я не знаю, более ПРАВИЛЬНО, чем все, что я когда-либо чувствовал в жизни или во сне. Интересно, что это значит, что нам снился один и тот же сон. Может, ничего, может, все. Может, ты расскажешь?    


Читаем онлайн "На веки вечные". Главная страница.

Джасинда Уайлдер На веки вечные

Глава 1

Где-то вдалеке

Кейден

Именно руки всегда все мне портят. У меня почему-то никак не получается с пальцами. Все дело в расстоянии между костяшками и тем, как должны сгибаться пальцы, когда рука расслаблена. У меня есть целый альбом с неудачными эскизами.

Даже сейчас, сидя на пассажирском сиденье отцовского форда F-350, я пробовал нарисовать еще раз. К этому моменту — десятый, а ведь мы еще даже не доехали до Грейлинга. Пока что этот рисунок был лучшим, но средние костяшки двух последних пальцев выглядели как-то нескладно, как будто они были сломаны.

Это навело меня на мысль. Я взглянул на отца, который вел машину левой рукой, а правую положил на бедро, постукивая пальцами в такт песне Монтгомери Джентри,[1] звучащей по радио.

— Папа?

Взгляд, брошенный искоса, и поднятая бровь — единственные знаки внимания, которых я удостоился.

— Ты когда-нибудь ломал себе пальцы?

— Ага, по правде говоря, я сломал левую руку.

Папа взялся за руль правой рукой и показал мне левую. Костяшки на ней были узловатые, пальцы искривлены.

— Кости срослись неправильно, так что они всегда были такими раздолбанными.

— Как ты их сломал?

В ответ он пальцами почесал выбритую голову.

— Мы с твоим дядей Джерри были на дальнем участке, ехали вдоль забора, искали дыры. Мой конь испугался змеи. Он сбросил меня, только рука запуталась в вожжах. Я вывихнул почти все пальцы. Потом, когда я упал на землю, копыто приземлилось на ту же руку, переломав два средних пальца. Твой Грэмпс — мужик суровый, и я знал, что мне здорово достанется, если я вернусь домой, не доделав работу. Так что я вправил вывихнутые пальцы так, как смог. Один столбик забора был сломан, там, в дальнем углу, и призовая лошадь отца, Чистокровка, все время сбегала оттуда. Мы с Джерри зафиксировали перелом и поехали домой. Я никогда не рассказывал отцу о пальцах, просто попросил маму, чтобы она их загипсовала. Они так и не срослись правильно, и даже сейчас, в отвратную погоду, у меня рука болит.

Я слышал рассказы о папином детстве. Он вырос на ранчо в Вайоминге, которое несколько поколений принадлежало семейству Монро. Всю жизнь я каждое лето проводил на этом ранчо, ездил на лошадях, бросал лассо, ставил клеймо, помогал при родах, объезжал их. Грэмпс не принимал никаких отговорок и не дозволял проявлять слабость или совершать ошибки, и я едва мог представить себе, каково было расти с таким отцом, как Коннор Монро.

Грэмпс был высоким, с седыми волосами и железным характером. Он служил и в Корее, и во Вьетнаме до того, как вернулся и начал работать на ранчо. Даже не смотря на то, что я был его внуком, от меня ожидалось, что я буду работать или поеду домой. Это означало вставать до рассвета, ложиться после заката, весь день проводить на ногах в полях или в конюшнях, почти не присаживаясь, чтобы поесть. В четырнадцать лет я был загорелым, мускулистым и закаленным, так что я выглядел старше своих лет.

Папа был первым сыном семейства Монро, который решил избрать для себя карьеру, не связанную с ранчо, что вызвало между ним и Грэмпсом вражду, длящуюся десятилетия, и из-за чего дядя Джерри стал управлять ранчо, когда Грэмпс состарился. Отец уехал из Вайоминга после школы, сам переехал в Детройт, чтобы стать инженером. Он начинал в цеху завода «Форд», собирал корпуса грузовиков и ходил в вечернюю школу, пока не получил свою степень, и в конце концов его перевели в инженерный отдел, где он и работал последние двадцать лет. Несмотря на десятилетия, которые он был инженером, папа так и не растерял грубой, необузданной энергии из детства.

— А почему ты спрашиваешь о моих пальцах? — спросил он.

Я пожал плечами, подвинул рисунок так, чтобы ему было видно.

— Никак не могу нарисовать эти чертовы пальцы. Последние два получились криво, и я не могу их исправить. Так что я подумал, что нарочно сделаю их сломанными.

Папа взглянул на рисунок и кивнул.

— Хороший план. У тебя хромает отношение между углами и кривыми, вот в чем твоя проблема. Я больше чертежник, не художник, но свои два цента внесу.

Я снова внимательно изучил сломанные костяшки отца, поправил костяшки нарисованной карандашом руки, сделав так, чтобы они выглядели бесформенными, узловатыми, потом поработал над кончиками двух --">

Оставить комментарий:


Ваш e-mail является приватным и не будет опубликован в комментарии.