Сесилия Ахерн - Время моей Жизни

Сесилия Ахерн Время моей Жизни

Раньше ты была на многое горазда.

Утеряла ты свою гораздость.

Безумный Шляпник — Алисе в фильме «Алиса в Стране чудес» (2010)

Глава первая

Уважаемая Люси Силчестер.

Встреча назначена на понедельник 30 мая 2011 г.

Дальше я читать не стала. Какой смысл, я и так сразу могла сказать, от кого это. Вернувшись с работы домой, в свою съемную квартирку-студию, я увидела на полу конверт ровно на полпути от входной двери к кухне, как раз там, где оставила след рождественская елка — она дала крен на правый бок и приземлилась тут два года назад, подпалив при посадке ковролин.

Это заурядное фабричное изделие мой мелочно-бережливый домовладелец выбрал за дешевизну, и похоже, на нем потопталось не меньше народу, чем на тестикулах мозаичного быка в миланской галерее Виктора-Эммануила II. Как уверяет легенда, покрутишься на них на одной ножке, загадаешь желание — оно и сбудется.

Почти такой же ковролин у нас в офисе. Но там он вполне уместен, ибо босиком по нему никто не ходит, а топчут его хорошо обутые ноги, степенно передвигаясь от рабочего места к ксероксу, от ксерокса к кофемашине, от кофемашины к аварийному выходу на служебную лестницу, где можно покурить исподтишка: представьте, это единственное место, где не срабатывает пожарная сигнализация. Я всегда участвовала в поисках убежища для курильщиков, и всякий раз, как враг засекал нас, мы искали новое. Нынешнее наше пристанище обнаружить несложно — на полу лежат груды окурков. Жадные губы в нервическом, горестном порыве втянули невесомые сигаретные души в легкие. Там они теперь и витают, меж тем как земные их останки раздавлены и отвергнуты. Место это, подобно всякому святилищу, где курят фимиам, почитаемо более, чем любое другое в нашем здании. Более, чем кофемашина, чем дверь на улицу в шесть вечера, и много более, чем стул у стола Эдны Ларсон — нашей начальницы, которая пожирает благие намерения, как неисправный автомат, что заглатывает монеты, но отказывается выплюнуть взамен плитку шоколада.

Письмо лежало на прожженном месте. Кремовый плотный конверт, где крупными четкими буквами напечатано мое имя, а сбоку золотое тиснение — три соединенные вместе спирали.

Тройная спираль жизни. Кельтский символ непрерывности цикла: жизнь-смерть-новая жизнь. Я уже получила два таких письма и успела посмотреть в Интернете, что кроется за этой символикой. На оба приглашения я не откликнулась. И не позвонила по указанному номеру, чтобы отклонить или перенести встречу. Я проигнорировала их, положила под сукно — точнее, под то, что осталось от сукна после падения елки, — и забыла о них. Нет, на самом деле не забыла. Невозможно забыть, что ты сделал, если знаешь, что делать этого не следовало. Мысли о содеянном слоняются у тебя в голове, как вор, присматривающий место будущего преступления. Крадутся, как тени, и шарахаются прочь, едва ты захочешь дать им отпор. Мелькают в толпе, притворяясь знакомыми лицами и тут же исчезая. Их так же невозможно обнаружить, как противного паренька из детской книжки-игрушки «Где Уолли?», спрятанного на картинках среди кучи других персонажей. Надежно укрывшись в глубинах сознания, дурные поступки всегда готовы напомнить о себе.

Месяц прошел с тех пор, как я проигнорировала второе письмо, и вот очередное послание с приглашением на встречу, и ни слова упрека, почему я уже дважды не пришла. Так же поступает моя мама — вежливо не желает замечать мои недостатки. И в итоге я оказываюсь еще хуже, чем есть.

Держа послание за край, я разглядывала его, все больше клоня голову, — конверт неудержимо обвисал. Кот на него написал, как и на прошлое письмо. Смешно, в самом деле. Но я кота не винила. Жить в центре города и держать животное в многоэтажном доме, где это запрещено, да еще уходить на целый день на работу — значит лишить его всякого шанса вольготно отправлять естественные надобности. Пытаясь избавиться от чувства вины, я развесила по всей студии фотографии в рамках: трава, море, почтовые ящики, холмы, дороги, парк, другие коты и Джин Келли.^[1] Ясно, что звезду «Поющих под дождем» я повесила уже для себя, но все прочее — в надежде, что у кота исчезнут --">