Елена Александровна Усачева - Игра по чужим правилам

Елена Усачева Игра по чужим правилам

«Почтенные люди живут вокруг,

Они все осмыслят, отмерят, взвесят.

Они утверждают, что круг – это круг,

И мое безрассудство их просто бесит.

Они твердят, что пень – это пень,

Что на небе луна, а на дереве – листья.

А я говорю, что ночь – это день.

И нету во мне никакой корысти».

Грэм Грин «Наш человек в Гаване».

Наша жизнь – игра. Так сказал классик. В начале пути мы искренне играем в жизнь, интригуем, выстраиваем схемы отношений, передвигаем фигурки по шахматному полю, уверенные, что в крайнем случае можно будет нажать кнопку перегрузки и вернуться на прежний уровень. В игре познается мир. От года к году игрушки меняются, железные машинки и пластмассовые голыши летят на свалку, их место занимают говорящие куклы и шагающие роботы, а потом сверстники. Мы играем друг в друга, как в оловянных солдатиков, безжалостно бросая в огонь поломанные фигурки. Чтобы повзрослеть, нужно пройти горнило игры в жизнь, творящейся на школьных этажах. Игры искренней, на изломе. В школе создаются самые жесткие интриги, придумываются заговоры, свершается месть, там договариваются о дружбе и тут же предают ее. Перезагрузки в этой игре нет, все ошибки непоправимы, на них, а не по учебникам и книгам, учатся жить. Как можно забыть школу, это время вечного боя, поиска противника и его истребление, собственные падения и унижения? Кто в этой игре актер, кто режиссер? Войны могут идти годами, могут месяцами, кто-то ухитряется уложиться в неделю. Эта история про две школьные четверти, напоенные дождями осени, укрытые снегами зимы. Пленных в этой войне не брали, наивных не жалели, зазевавшихся уничтожали. Война шла по всем правилам.

Глава первая Время свадеб

Была большая перемена. Они с Катей устроились на подоконнике. Ира смотрела в окно. На улице холодно и неуютно, даже деревья кажутся замерзшими. Катя, как всегда, уткнулась в книгу. Что у нее там сегодня? Панов, Хаецкая, Сапковский? И вдруг без перехода, еще не оторвав взгляда от страницы:

– В тебя кое-кто влюблен!

Пухлые губы кривятся в ухмылке. Ира не хочет смотреть выше, где карие, такие, кажется, равнодушные глаза. По ним ведь ничего не поймешь, придется первой отводить взгляд.

– Что? – невинно переспросила Ира, изучая на стекле грязные разводы после дождя.

– Сашка, – как бы между делом бросает Катя. – Он мне вчера сказал.

Чтобы скрыть смущение, Ира отвернулась. «Кое-кто влюблен!» Влюблен… любл… Любовь. Какое некрасивое сочетание звуков. И вдруг сердце заходило ходуном, словно до него только сейчас дошел смысл сказанного.

– Что? – не замечая повторения, снова спросила Ира.

– Ты его не знаешь. – Голос у Кати бесцветный, ей не интересно об этом говорить. – Он в клубе появляется. Рассказал, как в мае еще зашел за мной в школу, что-то хотел узнать, ждал в парке, а тут ты выходишь. Все лето, короче, думал. А на днях специально заглянул к нам в гимназию еще раз, снова увидел…

– И что?

На этом глупом «что» Иру заклинило. «Влюблен, влюблен», – вертелось в голове. И еще колокольчиком туда вклинивалась более высокая нота: «Саша».

А ведь действительно неделю назад кто-то просунул голову в дверь посреди урока. Кто-то высокий, лохматый. Или это был дежурный? Незнакомого Сашу не пропустила бы охрана.

– И все. – В Катиных словах не хватало убедительности, эмоции. Она заторможенно смотрела куда-то в область Ириного лба, вычитывая там свои безучастные слова. – Теперь каждый день к нам приходит.

– Где? – сменила вопрос Ира, ткнувшись носом и лбом в оконное стекло.

– Не, еще рано, – буркнула Катя, загораживаясь книгой. – Он после школы так быстро сюда не доберется. Ему полчаса на троллейбусе ехать.

Ира медленно отвернулась от окна.

«Влюблен…»

Слово настойчивой бабочкой билось в голове. Оно не помещалось там, хотело выбраться на свободу. К тем, для кого оно больше подходит. К любой другой девчонке, коротающей перемену в коридоре. Вон их сколько прогуливается – в модных шмотках, на каблуках, с уверенностью во взгляде, громких, веселых.

– Почему в меня? – не удержалась Ира от вопроса.

– Поймаем – спросишь, – отозвалась Катя, кивая то ли мыслям, рожденным книгой, то ли еще чему.

Больше вопросов не было. Но сердце все еще не хотело успокаиваться. Оно колотилось, пытаясь примириться с новостью.

А почему бы нет? Чем она хуже? Почему другим можно, а ей нельзя? Какое --">