Виталий Штольман - Жизнь в моменте

Виталий Штольман Жизнь в моменте

«Сон алкоголика краток и чуток», – подумал я, когда при выходе из подъезда увидел помятую рожу моего соседа Василия.

На часах было только семь утра, а Василий, его брат Игорек и идейный товарищ по прозвищу Борман, страдая от душевных мук и жуткого похмелья, просто вынуждены были начать свой день в поисках сокровищ, чтобы вернуться в родную стихию. Стихию ярких красок и великолепия похуизма.

– Иван Иваныч, – явно с тяжестью в голосе, но искренним посылом сообщил мне Васька, – Иван Иваныч доброго утра хорошему человеку желаю! Как спалось? На работу уже? Наука не ждет?

– Здоров, мужики! Нормально все. Уже не спите? – весело спросил я.

– Мил человек, сжалься, не пожалей люду человеческому, что живет с тобой по соседству и бдит за твоим спокойствием, рублей так 10, а лучше 20, – подхватил Борман, – душа болит, а сердце мается, в груди моей пожар.

Эти вурдалаки таскали все, что плохо и неплохо лежало, а иногда и промышляли опешиванием машин, поэтому иногда я все же подкидывал этим разбойникам чеканной монеты, чтобы не обнаружить свое любимое авто на пеньках, за что был уважаем Василием и его командой. Алкорэкет воплоти. 90-е давно закончились, но отголоски еще слыхать.

– На, держи, 17 рублей есть! – посчитав на ладони монеты, что выгреб из кармана брюк.

– Спасибо, добрый человек, – обрадовался Борман, – не то что этот важный гусь с четвертого этажа. Хрен, когда чего даст. Жидяра чертов.

– А че, Сашка в долг самогон не дает?

– Не-е-е-е-е. Он еще теперь раньше восьми не продает, представляешь, Иван Иваныч? – завыл Васька. – Сука такая! Чертов буржуй! Говорит: «Будете надоедать, вообще по губернаторскому закону продавать буду. С десяти», – Изверг просто. До десяти помереть ж можно. Трясет ж как. Смотри, Иван Иваныч, – Борман показал свои блуждающие ходуном руки.

– М-да, дела конечно. А чего, даже по-соседски не одалживает?

– Мы исчерпали его кредит доверия, – грустно опустив голову, сообщил Борман.

– Вы-ы-ы-ы? Не верю! – подыграл я им.

– Вот даже ты, Иван Иваныч, шаришь, что мы честной народ.

– Однозначно! Ладно, мужики, пошел я. А то на работу опоздаю.

Когда я сделал буквально три шага, ко мне подбежал Игорюха.

– Иван Иваныч, – заговорщически начал он, – а ты слыхал, что у буржуя нашего кто-то ночью два колеса скрутил?

– Серьезно? – заржал я, – У Сашки или того, что с четвертого этажа?

– С четвертого, – заржал паренек, но сразу посерьезнел, – Но это не мы, зуб даю.

– Я и не сомневался.

– Мы, если что, за твоей ласточкой приглядываем, – Игорюха заговорщицки подмигнул.

– Спасибо, Игорек, – похлопав его по плечу, я начал садиться в машину.

– Иван Иваныч, Иван Иваныч, выручай, родненький.

– Ну что еще? Игорь, я ж сказал! Опаздываю!

– Не сочтите за грубость! Посмотрите, может, в машине мелочевка какая есть.

В машине и правда завалялась пара монет, которые я без жалости и сожаления отдал Игорьку, чтобы он только освободил меня от этой неприятной беседы.

– Иван Иваныч, ты просто лучший. Век тебя не забуду.

– Все, Игорь, давай, удачи. Я помчал.

Вернувшись с работы, я обнаружил, что картина у подъезда не изменилась. Изменилось состояние моих утренних собеседников. Видимо, они наскребли нужную сумму, чтобы отовариться самогоном у Сашки с первого этажа. Васька спорил с Борманом, а Игорюха спал на лавочке, напротив.

– О-о-о-о-о, Иван Иваныч! Светлейший ты наш человек.

– Я смотрю, дела ваши стали лучше, – ответил я Ваське.

– Несомненно, – смачно рыгнув, выдал Борман.

– Иван Иваныч, постой с нами, поболтай. Нам нужен совет мудрого человека.

– Мужики, спешу!

– Ну минуточку хотя бы, – завыл Васька.

– Ну чего тебе, – начал нервничать я.

– Ты ж в НИИ работаешь? Это получается, ты ученый, да? А ученые ж, они ж все знают? Получается, так?

– Почти, – не стал спорить с ним я, ибо это не закончилось бы никогда.

– Вот мы тут с Борманом уже добрый час спорим, будет ли ядерная война или нет?

– Нет!

– Я же тебе говори-и-и-ил, – заорал Борман, – ученый муж сказал, что не будет, значит, не будет.

– Ладно, мужики, пока!

– Иван Иваныч, погоди!

Борман с огромным трудом встал и протянул мне свою грязную руку:

– Мое уважение!

Нехотя пожав ему руку, я направился домой. А праздник души моих потрясающих соседей продолжился.

Вечером я, решив прогуляться, обнаружил картину маслом у моего подъезда. Васька, облокотившись на погибшего в боях за --">