Александр Мотельевич Мелихов , Александр Яковлевич Ливергант , Владимир Андреевич Скороденко , Марина Михайловна Ефимова (Рачко) , Дороти Паркер - Статьи, эссе, критика

себе по духу или хотя бы не вызывающего неприятных чувств автора (другой вопрос, что это не всегда удается). Бывают, однако, особые случаи «резонанса» миропонимания, чувства, мысли и творческого импульса, когда переводчик ощущает: это — мое, у меня получится воссоздать этого автора (это произведение) на моем языке. Дополнительная ценность этого собрания — мастер перевода рекомендует нашему вниманию нескольких «своих» мастеров слова, а что они как раз «ее», становится ясным с самого начала, когда уже первые фразы задают высоту и естественное течение повествования. «Сюда, значит, приезжают, чтоб жить, я-то думая, здесь умирают. Я выходил. Я видел больницы. Видел человека, который закачался, упал» (Рильке). «Последние дни мне все думается, думается о незакатном дне северного лета. Все не идут у меня из головы это лето и лесная сторожка, где я жил, и лес за сторожкой, и я решился кое-что записать…» (Гамсун). И тот и другой безоговорочно ее писатели, как и Вирджиния Вулф с Карен Бликсен, как не попавшие в сборник Лагерквист и Томас Лав Пикок и ряд других. Кое-кому из них Елена Суриц доводится литературной крестной, в первую очередь Вирджинии Вулф, которую мы без ее помощи не узнали бы; по крайней мере, не узнали бы так глубоко и близко, ведь практически вся «русская» Вулф переведена ею — классические романы «Миссис Деллоуэй», «На маяк», «Волны», «Орландо», рассказы, «Флаш». Другие ее крестники — Карен Бликсен и американец, мастер гротеска Сэм Сэвидж.

Можно видеть, что соблюдать границы этой своеобразной антологии никак не получается по одной простой причине: ее назначение, среди прочего, — переадресовать читателя к тем переводам, какие остались в нее не включенными. Представленные на ее страницах — как ближайшие острова архипелага, другие — всего лишь скрыты в дымке за ними, но вполне доступны. Острова разные, одни больше, другие меньше, у каждого из них свое имя. Некоторые имена уже названы, в числе других такие значительные, как Джейн Остен и Шарлотта Бронте, Г. К. Честертон и Дилан Томас, У. Б. Пейте и Флэнн О’Брайен, Мюриел Спарк и Уильям Голдинг, Роальд Даль и Джон Фаулз, Берил Бейнбридж и Роберт Най, Джон Бэнвилл и Джойс Кэри, Э. А. По и О. Генри, Уильям Сароян и Джон Стейнбек, Сол Беллоу и Трумен Капоте…

Архипелаг носит имя Елены Суриц.

Информация к размышлению с Алексеем Михеевым

Этот обзор — не совсем обычный. Прежде всего, здесь не будет привычных переводных книг: все три написаны российскими авторами. А во-вторых, их жанр — не совсем non-fiction или же вообще не non-fiction. И именно эти жанровые нюансы и станут главной темой анализа.

Чистый non-fiction — это сборник текстов литературного критика и обозревателя Льва Данилкина Клудж (М.: РИПОЛ классик, 2016. 384 с. — Лидеры мнений). Любопытно, что две другие одновременно вышедшие в этой серии книги (Сергея Чупринина и Валерии Пустовой) — это сборники тематически однородные, посвященные собственно литературе (и литературной среде); у Данилкина же получился слоеный пирог, где литература — далеко не главный предмет интереса. Собственно, об этом можно судить уже по подзаголовку: Книги. Люди. Путешествия. Да и по вынесенный на обложку цитатам: на лицевой, прямо над названием, — «Вообще это такое писательское дело — любопытство», а на оборотной — «…от книг следует держаться подальше. Я и держался — ну старался, по крайней мере».

На обложку вынесен также и рекламный слоган «Афиша-daily» рекомендует. Известность Данилкину как раз и принесла работа в бумажной еще «Афише» постоянным книжным обозревателем — для многих его рекомендация была самым убедительным аргументом для того, чтобы купить и прочесть новинку. И отчасти благодаря Данилкину сложился жанр рецензии, в которой главное — не сама книга, а ее воздействие на читателя (соответственно, вначале — на обозревателя): личностные ассоциации, которые книгой порождаются, и элементы персонального опыта, которые под влиянием чтения актуализируются.

Собственно, этот тренд расширенного толкования литературы (которая представляет собой не изолированный объект восприятия, а фрагмент общей динамической картины мира) и реализован в «Клудже», где больше половины из почти четырех десятков текстов посвящены путешествиям: от Англии и Швеции до Китая, Японии, Ирана, Эфиопии и Йемена. А смысловой камертон книги обнаруживается в самом последнем тексте под названием Как у Черчилля. С --">