Александр Юрьевич Моралевич - Пуховый птенец пингвина

Александр Моралевич Пуховый птенец пингвина

Считается данью традиции, чтобы в кратеньком предисловии к книге автор сморозил что-либо юмористическое, как-нибудь оглушительно сострил на свой счет, раскошелился на какую-нибудь свежую мысль.

Но нету у автора ничего. Все, что было у него на данный момент, вложено в данную книжку. И, в стиле У. Фолкнера, распорядившегося сделать на своем надгробии всего только надпись: «Он писал книги и умер», — хочется автору сообщить: «Он пишет фельетоны и все еще жив».

Дружеский шарж и рисунки В.ШКАРБАНА

А был ли мальчик?

Если держаться канонов, то фельетону положен только один зачин, если он есть вообще.

Мы зачинов сделаем два.

Первым будет зачин еретический — за всемерное развитие бюрократизма на родине.

Вообще родина искореняла бюрократизм — где могла и как только могла. Лишь в одной щекотливой сфере родина насаждала бюрократизм всемерно. И настолько он там был могуч, что имелось всеобщее мнение: ну, его-то не перескочат, не одолеют.

Но оказалось, что тот специфический, наигуманный бюрократизм все-таки оставляет лазейки и, стало быть, растить нам его и растить, коли имеются случаи, как приводимый ниже.

Второй зачин: ведутся разговорчики в философской среде, что человечество много счастливее одного человека, потому что у человечества было куда более длинное детство. Это, признаем, высокие умствования, это пускай себе говорят в философской среде, на это нас зло не берет. А зло нас душит, когда сроки счастливого детства возмутительно разные у двух ровесников, проживающих в одной местности. Когда у одного детство длится положенный срок и счастливо, у второго же — по воле тамошних борцов с бюрократизмом — детство становится короче воробьиного носа.

Итак, сперва проживающий в Хабске Б. жену свою нежно кохал. Неземной она ему представлялась, а равно и он жене — полубогом. Но однажды полубог с прихлюпом выпил из блюдечка чай, что его развенчало в глазах жены пока еще просто в люди и неотесы. А неземная, за комплекс нерасторопностей с супом, понизилась в глазах мужа даже до заземленной.

Тут бы, конечно, иметься этому связующему звену, этому суперцементу семьи — ребенку, и подружили бы мать с отцом родительские собрания, совместное написание сочинений для пятого класса: «Павлик Морозов, ты в нас!»

А не было ребенка в семье. И до четырех раз каждый год покидал Б. семейный очаг, и все реже к очагу возвращался.

Документальность жанра урезает нас от живописаний одинокой у очага гражданки Б. Но поступки ее поддаются документированию.

За окном несовершеннолетние обоих полов, а среди них племянница Б. — Наташа, с большой самоотдачей играли в прятки. «Эники — беники ели вареники»... По порядку стояния Наташе полагалось быть «беники», но такая удача не состоялась, потому что «беники» были отозваны тетей в дом.

— Сядь! — повелела гражданка Б. — Извлеки ручку и умакни перо. Пиши. «Председателю Хабского горисполкома Колесову от гражданина Б. Прошу Вашего разрешения усыновить мальчика из Дома ребенка». Теперь учини подпись: «К сему гражданин Б».

И после учинения подписи егоза Наташа влилась в прятальную игру, а тетя ее поспешила в Хабский горисполком.

Там, в отделе попечительства и опеки, от гордости за высокий гражданский порыв супругов Б., заявление прочитали аж стоя.

— Волнительно, крепко написано, — сказали в отделе. — А чего же сам заявитель, товарищ супруга, не пожаловал к нам вместе с вами? В таких делах предписано супругам являться вместе.

Но тут же устыдились своего бюрократизма работники отдела опеки, тут же обрисовался в воображении их облик Б., заявителя, конечно же, занятого в данный момент ударным трудом, и причина неявки — именно в этом.

И в отделе опеки дали ход заявлению. Конечно, видели патронессы опеки и попечительства, что детским почерком написано заявление, никак не мужчиной-ударником. Однако не стали проверять, шарахнулись бюрократизма, волокиты и подозрительности.

А вопрос усыновления — наисерьезный. И поэтому всесоюзными правилами, чтобы никакое легкомыслие тут не --">