Константин Дубровский - Песнь о Гайавате

Повсеместно появились

Бледнолицые собаки.

Стали строить форт за фортом,

За бесценок брали шкурки,

И, конечно, торговали

Всюду огненной водою.

И Онасис с Оцеолой

Пристрастились к этой дряни,

Стали пить её, заразу,

Ей же, кстати, запивая.

Пусто стало в их вигваме.

Лишь пучки сушёной рыбы.

Дремлет сизая Онасис,

Рядом — голый Оцеола.

Малолетний Гайавата

Их просил неоднократно

Завязать с алкоголизмом

И построить светлый цимис.

Пукнет лишь в ответ Онасис,

Рассмеётся Оцеола,

Бросят чем-нибудь в подростка.

Зря старался Гайавата.

Но развязка наступила.

Как-то пьяный Оцеола

Возле форта часового

Спутал со своей Онасис.

Тот напрасно звал на помощь,

Оцеола его вжарил,

А узнав, что обознался,

Застрелил из арбалета.

Утром воинские части

Окружили семинолов,

И потребовали выдать

Оцеолу и Онасис.

Те, конечно, отказались

И для пущего эффекта

Показали бледнолицым

Окончанья организмов.

Схватка вспыхнула мгновенно.

Но у белых были пушки,

И они одним зарядом

Всех почти что истребили.

Когда белые ворвались

К Оцеоле и Онасис,

Те уже от мармулета

Ничего не соображали.

Оцеола понял: «Вилы»,

И сказал: «Одну секунду».

Бахнул стопку на прощанье

И ударил по тротилу.

Гайавата выжил чудом,

Потому что был он лёгкий,

И его взрывной волною

Унесло в леса Канады.

А Канада пахнет лесом,

Пахнет шишкой и смолою,

Пахнет шкурою бобровой,

Пахнет племенем гуронов.

Над Онтарио и Эри

Золотистые восходы,

Над суровым Мичиганом

Идентичные закаты.

Но и тут уже повсюду

Появился бледнолицый,

Ост-Индийская контора

По пушнине выступает.

И индейцы — дети леса

Им несут бобра и белку,

Лося, волка и енота,

Пуму, выдру и тапира.

Первым делом Гайавата

Заколбасил водосвинку,

И из кожи её прочной

Сшил себе вигвам просторный.

В нём торжественно поклялся

Отомстить он бледнолицым.

За папаню Оцеолу,

За красавицу Онасис.

«Маниту — отец родимый.

Помоги достать винчестер», —

Ныл в вигваме Гайавата,

Жиром тело натирая.

«А зачем тебе винчестер?» —

Вдруг раздался тихий голос.

И у мстителя от страха

Шевельнулся в попе волос.

Видит воин краем глаза,

Чует воин крайней плотью,

Слышит воин краем уха,

Ходит кто-то под вигвамом.

Гайавата с томагавком

Пулей выскочил наружу.

Там его тотчас огрели

Стоеросовой дубиной.

От удара Гайавата

Стал немного нестандартным,

Стал чуть-чуть несимметричным

И длиной всего полметра.

Но одним усильем воли

Он своё расправил тело.

Присмотрелся и увидел —

Перед ним стоят гуроны.

Впереди силач их главный

По прозванью Гойко Митич.

Поплевав себе на руки,

Гайавата принял вызов.

Он не стал тянуть резину,

И ударом в позвоночник

Выбил Митича из перьев,

Из мокасин и из скальпа.

Племя дружно засвистело,

И поднялся Макимоте,

Опытнейший вождь гуронов,

Хотя сам был могиканом.

(Так случается и ныне:

Поднимается Полянкер —

Вождь узбеков и таджиков,

Хотя в общем-то… понятно).

И промолвил Макимоте:

«Я узнал тебя дружище,

Ты — могучий Гайавата —

Покровитель всех индейцев».

«Да, старик, я Гайавата, —

Отвечает Гайавата, —

Расскажи мне поскорее,

Что тут можно уничтожить?» —

«Уничтожить можно много,

Но потом построить трудно», —

Объявил Вонючий Буйвол,

Но его никто не слушал.

«Километрах в двух отсюда

Городок есть Саунд-сити,

И ковбои-негодяи

Нас всё время обижают». —

«Нас в салуны не пускают, —

Голосил Балык из Ваты,

«В нас бросаются посудой», —