Евгений Дмитриевич Хворост - Разъяснитель недоразумений

Вдруг я услышал нервное жужжание. Проснулась в квартире муха. Она появилась вдруг и ниоткуда! Начала шуршать по своим заначкам, радостно жужжать.

Если раньше я бы убил ее, не задумываясь, боясь носителя заразы, то сейчас чувствовал, что она живая и что-то там у нее происходит – воспоминания какие-то свои, радости мушиные. И сейчас для нее темнота – не помеха, ночь для нее, как день, она живет тем, что проснулась.

Я вышел в кухню и заснул, положив голову на стол, в раздумьях – что же делать дальше?

Когда проснулся, вошел в спальню и увидел – муха спала на моей подушке! «Ну, – думаю, – наглость!»

Пока я принимал душ, муха проснулась и занялась утренними процедурами. Я хотел поправить постель и согнал ее, услышав в ответ недовольное жужжание. Ах, так?! Я взял журнал и стал наносить по мухе удары. Но, то ли я был настолько неуклюж, то ли муха настолько ловка, что я все время промазывал. Я так увлекся и не замечал, что с каждым моим неудачным ударом муха становилась все больше и больше. И вот она стала практически одинакового размера со мной. Я не мог продолжать попытки убить ее – для этого уже журнала было бы уже маловато, нужен был пистолет или граната. А муха смотрела на меня и думала, что уже может вступить в равный бой. Мы были на грани смертельного сражения. Что делать?! Если бы со мной был страх, он бы подсказал. Но я не боялся! Я не боялся ставшей огромной мухи! Она утерла лапой капавшую изо рта слюну и наблюдала за мной в преддверии смертельной атаки.

Мы смотрели друг на друга в ожидании, что кто-то начнет драку первым.

Я стал пятиться ближе к кухне в надежде быстро отыскать там молоток для отбивных. Муха же тяжело дышала и наступала, преграждая мне путь.

Мы смотрели друг на друга, и вдруг я увидел грусть в глазах насекомого. Не злость, вызванную моим намерением убить ее, а грусть, которая рождается в сердце от тайных , неведомых нам законов души.

Я остановился и неожиданно для себя спросил:

– Что случилось?

Муха не ожидала такого вопроса. Точнее, она не ожидала, что поймет меня. Разберет мои слова. Хоть в ней и клокотал гнев и жажда мести за то, что я хотел лишить ее жизни, я видел, что насекомое смотрело на меня и думало, отвечать или нет?

Через мгновение она неуверенно зажужжала, и что было странным – я тоже понимал ее!

– Моя подруга задавалась вопросом, почему мы размножаемся в дерьме. Это настолько ее беспокоило, что она попыталась отложить яйца на чем-то свежем, но дети ее не родились. Чем я заслужила жизнь в дерьме? Почему у меня такая судьба? Именно такая и никакая другая!

Муха отчаянно махнула лапой.

Удивительно – муха задавалась тем же вопросом о судьбе, что и я. Я размышлял о том, почему был предан страху, который бросил меня на произвол судьбы, она – о том что среда обитания у нее одна из самых худших во Вселенной.

Я увидел появляющиеся слезы в глазах насекомого, от неразрешимости таинственного вопроса.

– Выпить есть? – спросила муха.

Меня почему-то это не удивило. Ведь все пьют, когда им плохо… да и когда хорошо. Я-то не пил, боясь заиметь цирроз. Но сейчас уже не боялся.

– Всю жизнь мечтала выпить чего-то человеческого, а то у нас только бражка и то сам знаешь откуда.

У меня был самогон, которым снабдил меня мой друг, чтоб я уж совсем не пал духом. У самогона был настолько едкий, неприятный запах, и я подумал, что как раз для мухи подойдет.

Я разлил. Муха в предвкушении взяла стакан.

– За что? – прожужжала она.

– А за что у вас пьют?

– Чаще всего за жизнь, поскольку она непостижима. А у вас?

– За любовь, по тому же поводу.

Мы задумались и посмотрели друг другу в глаза.

– Тогда за настоящую жизнь, полную любви? – шепнула муха.

Я кивнул и мы одновременно опрокинули рюмки.

– Ниче так,– констатировала муха.

Я запил лимонадом. Муха не закусывала. Выпив, она с удовольствием чмокнула и застыла в ожидании следующей рюмки.

***

Примерно за час мы с мухой «ухохотали» литр самогона, при этом были очень немногословны, думая каждый о своем. Но тут в форточку влетел комар и сел мне на шею.

– Бей, бей его! – закричала муха хмельным жужжанием.

– Зачем? Он же из ваших?