Дмитрий Сергеевич Лихачев , Андрей Леонидович Никитин - Испытание „Словом…“

прочтениями, от которых приходилось тут же отказываться. Наверное, так мучились и другие исследователи этого удивительного памятника. Он вызывал одновременно восхищение — и раздражение, потрясал внутренней поэтичностью своих образов — и повергал в недоумение явно бессмысленным сочетанием букв… Это было похоже на решение уравнения со множеством неизвестных.

«Для „Слова…“ характерно чередование ритмизованных, действительно поэтических кусков с прозаическим пересказом, глоссами, сокращениями, — записывал я в тетради. — То же самое мы находим в песнях „Старшей Эдды“. Может быть, это указывает на сложную, так сказать, устно-письменную историю памятника, где пересказы забытых строф чередовались с цитированием?»

(5, 187) Через несколько месяцев: «Любопытно сказочно-былинное построение сна Святослава: князь как будто задаёт боярам загадки, а те их отгадывают… правда, ничуть не меньшими загадками! Но вот на что стоит обратить внимание: и во сне, и в его толкованиях какое-то важное место занимает море. Откуда оно здесь? Откуда море вообще в „Слове…“? Дойти до моря — только похвальба князей. А тут и по летописи получается, что часть Игорева войска „в море истопоша“. Чудеса, да и только!»

Ещё одна запись: «Вот уже не первый год копаюсь в „Слове…“. И с внутренним трепетом начинаю смотреть на огромную работу, которая ещё предстоит, чтобы разобраться во всех тупиках, лестницах, комнатах, переходах и закоулках того огромнейшего, сложнейшего здания, что возвели за два почти века исследователи „Слова…“! Начинать было просто. Вначале была дерзость, ирония, задор и досада на разноречивость аргументов, которыми манипулировали разные авторы. Прозрение собственного невежества — так я могу назвать это теперь. В чём заключается главный вопрос „Слова…“, его тайна, над отгадкой которой бьётся столько людей?»

Скептическое отношение к «Слову о полку Игореве», возникшее с первых же дней его выхода из печати, — ко времени его написания, к древности сгоревшей в пожаре 1812 года рукописи, к самому А.И. Мусину-Пушкину и его сотрудникам по изданию «Слова…», к появлению рукописи «Слова…» в библиотеке обер-прокурора святейшего синода — оказалось столь же живучим, как и интерес к нему. Скептиками были не досужие острословы, а действительные знатоки русских древностей, ревнители отечественной истории. Их сомнения были результатом изучения текста, сравнения его с летописными известиями, со всем комплексом современного им знания о прошлом.

В этом смысле разницы между скептиками и их противниками не было. Те и другие задавали вопросы и пытались на эти вопросы найти ответ. И те и другие часто ошибались — и когда находили мнимые ошибки в «Слове…» (а кто мог гарантировать истину?), и когда выстраивали систему своих доказательств. И всё же разница была. Исконный водораздел между скептиками и ортодоксами проходил по зыбкой условной черте — их разделяли не факты, а представления о древней Руси. Объём знаний о прошлом у них оказывался одинаков, но использовали они его по-разному.

Взгляд, брошенный скептиками в глубины русской истории, тонул в темноте допетровской Руси. Казалось невероятным, что там, за этой темнотой и невежеством, могло лежать что-либо иное, хотя бы в малой степени сопоставимое с великолепным европейским средневековьем, предстающим перед нами во всей величественности своих дворцов, замков, городов, живописи, скульптуры и, конечно же, многочисленных памятников литературной и философской мысли. Час открытия киевской Руси ещё не пробил, а драгоценные её обломки, которые уже понемногу начали выносить из пучин забвения на берег «колумбы российских древностей», легче было объяснить уже известным, заимствованным со стороны, привнесённым откуда-то, чем своим, родным, выстраданным и достигнутым.

Своеобразное двуязычие «Слова…», разностильность его частей, непохожесть на стилистику и образность других памятников древнерусской литературы, фрагментарность повествования, тёмные места — всё это для скептиков представлялось достаточным, чтобы заподозрить «Слово…» в позднем происхождении и, как последний вывод, в подделке.

2

Войти в новую тему — всё равно что открыть для себя новый мир. В применении к «Слову о полку Игореве» такое утверждение оказалось вдвойне справедливым. Я открывал для себя не только XII век, в котором происходили события, описанные в «Слове…», и в котором жили его герои, — --">