Татьяна Андреевна Бобровникова - Повседневная жизнь римского патриция в эпоху разрушения Карфагена

Татьяна Бобровникова Повседневная жизнь римского патриция в эпоху разрушения Карфагена

Посвящается Владимиру и Белле Бобровниковым

От автора

Моя первая книга посвящена была Сципиону Старшему, вторая — Младшему. Имена обоих Сципионов неразрывно связаны на страницах истории. Редко встретишь такое удивительное, почти чудесное сходство. И тот и другой звался Публий Корнелий, и тот и другой начал свою карьеру в Испании, и тот и другой победил Карфаген и получил имя «Африканский». Оба были лучшими полководцами своего времени, оба прославились своим милосердием, благородством и честью, оба были горячими поклонниками эллинской культуры и покровителями поэтов, оба были горды и независимы, оба — главные герои истории Полибия. Все это удивительно. Но, если теперь мы припомним некоторые поразительные совпадения — например, и того и другого всюду сопровождал лучший друг и у обоих он звался Гай Лелий! — нам станет понятно, что современники видели в этом Промысел Божий. Более того, такой ученый человек, как Данте, даже не подозревал, что Сципионов было двое, и был уверен, что существовал только один «благословенный» Сципион, победивший Ганнибала и разрушивший Карфаген. А так как Младший родился чуть ли не в тот год, когда умер Старший, то люди, мистически настроенные, всерьез могли бы поверить, что дух великого героя вселился в его внука, чтобы вновь в годину бедствий спасти Рим.

На самом деле сходство это поверхностное. Трудно представить себе более разных людей. Подобно тому как само имя Сципиона Младшего обманчиво, ибо по рождению он был Эмилий Павел и лишь позднее через усыновление вошел в дом Сципионов и не имел в себе ни единой капли крови знаменитого победителя Ганнибала, так обманчиво и все его видимое сходство с этим героем. Сципион Старший был человеком настолько удивительным и странным, что подчас казался современникам существом из другого мира, только что упавшим на землю со звездного неба. Он не подчинялся ни установлениям, ни условностям, царившим в Республике. В размеренном и правильном римском обществе он был, «как беззаконная комета в кругу расчисленном светил». Поэтому, хотя им и восхищались, его не понимали и менее всего почитали образцом для подражания.

Не то Сципион Младший — он был настоящий римлянин до мозга костей. Скажу более. Каждая эпоха создает свой идеал: рыцарь-крестоносец и монах-аскет в Средние века, благочестивый и расчетливый пуританин в Новое время, богатый и ловкий бизнесмен в наши дни. Но идеал этот бесплотен и туманен, красив, но безжизнен, как всякий идеал. А вот Сципион Младший — это словно оживший идеал римлянина, но идеал из плоти и крови, полный жизни, страстей и даже недостатков. Все современники сознавали это. Полибий, отнюдь не склонный к восторженности, писал, что он подобен совершенной статуе, произведению великого мастера, где важна и продумана каждая деталь (fr. 162). Это человек «великий и совершенный» (Polyb., XXXIX, 5). «В жизни он ничего не подумал, ничего не сделал и ничего не сказал, что не было бы достойно восхищения», — писал римский историк Веллей Патеркул (Veil. I, 12). Для Цицерона он был воплощением humanitas, то есть квинтэссенции лучших человеческих качеств.

Вот почему, по моему глубокому убеждению, целые тома, повествующие о быте и нравах римлян, не могут дать нам для понимания этого народа столько, сколько знакомство с этим одним человеком. И, когда я думаю о нем, мне кажется, что я гляжу в глаза самому Риму.

Авторы, представляющие нам повседневную жизнь древних цивилизаций, обычно придумывают фиктивного героя. Они заставляют его заглядывать в лачуги бедняков и во дворцы богачей, любоваться пышными празднествами и плакать на печальных похоронах, путешествовать по опасным дорогам и участвовать в грозных битвах. Его жизнь является той нитью, на которую автор, словно блестящие бусины, нанизывает пестрые и яркие --">