Евгений Викторович Анисимов - Россия без Петра: 1725-1740

Евгений Викторович Анисимов Россия без Петра: 1725–1740

ДАВНО уже замечено, что историческое время между царствованиями Петра Великого и Екатерины II, также названной Великой, как бы проваливается в сознании людей, поверхностно знакомых с российской историей XVIII века. Да это и понятно — время Петра I напоминает ослепительную вспышку, после которой трудно рассмотреть что-либо другое. Грандиозные реформы, охватившие абсолютно все сферы русской действительности, иная, чем прежде, философия жизни, все новое, непривычное — от огромного военно-морского флота и города на берегах Невы до алфавита и башмаков — эти и тысячи других явлений, черт и черточек уже современникам говорили о необычайности времени, в которое они жили, о фантастическом происшествии со страной, головокружительной перемене, совершившейся с ней за каких-то два с половиной десятилетия. Особую остроту этим впечатлениям придавали методы, которыми внедрялось, навязывалось Петром новое. В последнем слове знаменитой пушкинской фразы «Россию поднял на дыбы» в принципе можно поставить два разных ударения, и оба варианта дают два выразительных образа для обозначения происшедшего со страной при Петре Великом.

После яркой реформаторской вспышки короткие послепетровские царствования, калейдоскопическая быстрота смены самодержцев и фаворитов оставляют впечатление убожества, ничтожности, бессмысленности. Почти четыре послепетровских десятилетия — от Петра I до Екатерины II — в сознании потомков как бы сжимаются до нескольких лет, и кажется, что длившееся бесконечно долго 35-летнее царствование царя-исполина (1689–1725) почти сразу же сменяется таким же ярким, плодотворным, одним словом, — «славным», царствованием Екатерины Великой (1762–1796), и после некоторого застоя снова победно засверкало русское оружие и заблистал русский гений, опять начались великолепные достижения, победы в различных сферах человеческой деятельности, идет ли речь о Румянцеве или Кулибине, Державине или Ушакове, Фонвизине или Суворове.

Русская историческая наука нашла определение послепетровскому времени, назвав его «эпохой дворцовых переворотов». Это определение прижилось в литературе, искусстве, оно было усвоено общественным сознанием, и, несмотря на усилия марксистской историографии советских лет, заменить его маловыразительным и в принципе неточным хронологическим определением «вторая четверть XVIII века» не удалось. У меня нет намерения вторгаться в историографический спор о том, как называть ту или иную эпоху, я хочу, не ставя никаких философических задач, дать очерк истории первых послепетровских царствований: Екатерины I (1725–1727), Петра II (1727–1730) и Анны Ивановны (1730–1740), — с тем чтобы эта книга вошла составной частью в серию моих исследований о политической истории XVIII века, начатую книгой «Время петровских реформ» (Л., 1989) и «Россия в середине XVIII века» (М., 1986 и 1988).

Маленькой горкой книжек и брошюр по сравнению с Монбланом литературы о Петре Великом выглядит все, что было написано за два с половиной столетия о времени Екатерины I, Петра II и Анны Ивановны. Если исключить широко известные курсы истории России, подобные «Курсу русской истории» В. О. Ключевского или «Истории России с древнейших времен» С. М. Соловьева, то можно назвать лишь несколько книг, достойных внимания читателя, желающего углубить свои знания о том времени. Это две брошюры К. И. Арсеньева «Царствование Петра II» (СПб., 1839) и «Царствование Екатерины I» (СПб., 1856), с которых, в сущности, и начинается историография первых послепетровских царствований. Достойны упоминания и книги профессора Д. А. Корсакова «Воцарение императрицы Анны Иоанновны» (Казань, 1880) и В. Строева «Бироновщина и Кабинет министров» (М., 1909–1910).

Требуют осторожного, критического чтения основанная на легендах работа князя П. В. Долгорукова «Время императора Петра II и императрицы Анны Иоанновны» (М., 1909), а также две книги известного польского популяризатора Казимира Валишевского — «Царство женщин» (М., 1911) и «Наследие Петра Великого» (СПб., 1906).

Советская историография упорно демонстрировала пренебрежение к этому периоду русской истории и интерпретировала его однозначно как безвременье, как нечто переходное от одной эпохи к другой, как подготовку к Пугачевскому восстанию, очередной классовой битве — «движущей силе истории». Именно к этой мысли подводили читателя две книги, вышедшие в --">