Джованни Верга - Призвание сестры Аньезе

Джованни Верга ПРИЗВАНИЕ СЕСТРЫ АНЬЕЗЕ

Прошло немало времени, прежде чем несчастной донне Аньезе стало ясно, что ее призвание — быть монахиней. Это случилось уже потом, после того как семья ее разорилась и была вынуждена отдать девушку в монастырь, чтобы та не осталась без куска хлеба.

А поначалу девушку ожидала жизнь в миру. В доме ее пряли, ткали и шили белье, готовя приданое, пока она заканчивала обучение в монастырской школе обители Санта Мария дельи Анджели. Отец девушки дон Базилио Арлотта уже обручил ее с сыном доктора Цурло. Лучшей партии и не найти было, недаром на него зарились все мамаши в округе, хотя семья его была и не слишком знатного происхождения. Красивый, цветущий — кровь с молоком, — самоуверенный молодой человек напропалую ухаживал за всеми девушками подряд. Он согласился на обручение, потому что ему, единственному сыну в семье Цурло, донна Аньезина Арлотта могла прибавить знатности. Он даже охотно принялся кружить ей голову, продолжая разыгрывать роль первого любовника в городке. Только папаша Цурло, у которого цель была одна, в эту комедию не верил и для себя решил: «Суфлером буду я. Если дон Базилио Арлотта не выложит приданое наличными, погашу свет и опущу занавес».

Дон Базилио как раз и старался изо всех сил собрать приданое, подобающее происхождению, своей Аньезе, поскольку знатности в доме было предостаточно, а добра, напротив, недоставало, к тому же, спасая его, приходилось еще вести разные тяжбы. И он, несчастный, радевший о благе семьи, души не чаявший в своей дочери, прямо-таки утопал в расходах: надо было засеять все двадцать сальм^[1] земли, стоявшей под паром, в Терреморте^[2]. Да и тяжба в Палермо была в самом разгаре. Про дона Базилио можно было сказать, что ради благополучия семьи он словно одержимый делал ставку все на одну и ту же карту. Это и привело его к погибели.

Он трудился как вол, все время был занят то там, то тут какими-то делами с разными оравшими и ругавшимися людьми. На рассвете уезжал в поле и возвращался домой поздно вечером, вконец измученный, с осунувшимся лицом, и даже ночью видел во сне эти поля, в которые вложил то немногое, что еще оставалось у него, и свои надежды.

— Святой Джованни Баттиста! Души чистилища, помогите же мне! — всем святым молился он у изображения мадонны дель Идрия^[3], каждую субботу тайком зажигая лампаду перед ее образом, благословленным папой римским, и молился, чтобы она ниспослала дождь.

Он прятал от близких письма адвоката, в которых шла речь о тяжбе в суде. Дома он, бедняга, старался держаться непринужденно, как будто все было спокойно. На тревожные, грустные взгляды жены отвечал:

— Все хорошо! Все в порядке. Господь не оставит нас в трудную минуту…

Он исповедался и причастился на пасху, уповая на господа, моля со святой облаткой во рту, чтобы ниспослал хороший урожай, помог выиграть тяжбу, а его девочка чтобы вышла замуж и была счастлива.

И она, Аньезина, заслуживала такой родительской любви. Была доброй, ласковой, послушной. Когда ей показали из-за ограды жениха — это сделала одна дальняя родственница, — а мама шепнула: «Вот этот. Нравится?» — она зарделась и опустила голову:

— Да.

Потом, когда случилась беда и ей дали понять, что придется отказаться от дона Джакомино и посвятить себя богу, она снова опустила голову и сказала:

— Хорошо.

Это было на пасху, когда ее познакомили с ним, с этим славным молодым человеком. Она ждала его, уже почти знала. Ей запомнились бесконечные перешептывания подруг, неожиданные визиты в школу его родственников, отдельные недосказанные фразы матери. Ах, какое же это было счастье в то утро, когда мама передала ей, чтобы после окончания службы она спустилась в приемную! Как чудесно звучал орган! Какие ей рисовались видения в голубоватом дымке ладана, возносившем его аромат к самым хорам! Как трепетало ее сердце в ожидании! Все, что только излучало сияние, что отливало золотом или сверкало в лучах солнца, — все, казалось ей, вздрагивало при звуке шагов каждого входившего в церковь, словно ожидало, словно знало уже… Она навсегда запомнила, бедняжка, этот пасхальный день. И потом, спустя много лет, когда слушала веселый колокольный перезвон, плывущий над городом, ей всегда чудилось, что она видит заросший цветами садик, выглядывающих в окна подруг, слышит щебетание воробьев, оживленные голоса родных и знакомых, в ушах у нее --">