(Эккираптор) - Ангедония или Связанные одной жизнью (СИ)

========== -1- ==========

Я считал, что жизнь — это вообще трагедия,

исход которой предрешён.

Эрнест Хемингуэй “Прощай, оружие!”

Отчего так бессильны порою мы

Перед целью своей в сантиметре?

Город 312 – Помоги мне

Железная четырёхместная зверюга бодро катилась по дороге, а Энви тихо сходил с ума. Обессиленный, напуганный, связанный и беспомощный – так ужасно гомункул себя ещё никогда не чувствовал. Этого как будто было мало – рядом ещё сидел человек, который не так давно сжигал его тело дотла с мрачной решимостью, граничащей с остервенением. Каждую минуту, каждую секунду Энви ощущал его взгляд – холодный, презрительный, с тлеющими глубоко внутри угольками злости и неприязни – и мелко дрожал, как загнанный в угол и осознающий свою беспомощность пёс. У пса, впрочем, ещё были бы силы огрызаться и попробовать пробиться на свободу – гомункул же понимал, что в его случае это скорее неосуществимая мечта.

Глядя в окно, он видел то собственное уныло-обречённое отражение, то двух-трёхэтажные дома, то проезжающие мимо машины. Ни в сторону, ни перед собой гомункул смотреть не смел. Если справа находился его несостоявшийся убийца, то впереди сидели Хоукай и человек, из-за которого Энви ехал навстречу неизвестности.

Человек, который отбил его у Смерти.

Человек, который не уничтожил то, что осталось от философского камня, но как-то изменил его структуру, тем самым лишив Энви всех его способностей. Чудом уговоривший Мустанга отдать гомункула ему на поруки. Он же алхимик, а Энви теперь не сильнее обычного человека, справится.

Тогда, избежав гибели, гомункул даже обрадовался немного: всё лучше, чем огненная пытка. А потом они победили Отца. И потеряли одну из ценных жертв, Альфонса. Вот тогда Энви понял весь ужас ситуации, когда тебе вроде пообещали жизнь, но ты понимаешь, что уговор может быть расторгнут в одностороннем порядке, а ты ничего не можешь сделать, чтобы не допустить этого – любое твоё действие может быть расценено как попытка нападения или побега. Ему казалось, что Стальной прямо на поле боя съедет с катушек, а Мустанг спалит дотла последнее творение Отца, потому что поручать его больше будет некому.

И Энви до сих пор находился в тревожном неведении. В больнице Элрик вёл себя тихо и покорно; его ничего не интересовало, он никого не хотел видеть, но не выставлял тех, кто приходил. А гомункул всё это время провёл в одиночной палате, которую охраняли подручные Мустанга. Он слышал их разговоры. В нём то просыпалась надежда, что всё обойдётся, то её место занимал парализующий ужас: Элрику сейчас совсем не до него, а Мустанг может решить, что Стальному не стоит возиться с такой проблемной личностью.

Машина сбавила ход – похоже, они подъезжали. Гомункул невольно сжался и затравленно покосился на Огненного, вжимая голову в плечи. Ему показалось, что алхимик едва удержался от щелчка, хотя в машине Мустанг этого точно не сделал бы.

Спереди открылась дверь. Хоукай вышла наружу, показалась в окне и с негромким щелчком открыла ещё одну дверь, за которой сидел Энви. Мимолётное желание вцепиться этой женщине в глотку прервала несильная, но неприятная боль в спине, а затем в левом виске, когда он вывалился на дорогу. В опасной близости от лица показались ботинки Огненного, и гомункул подавил тихий всхлип: пусть он сейчас перед ними слаб, как червяк, Энви не хотел доставлять Мустангу удовольствия лицезреть его ещё и зарёванным.

Замерев, гомункул обречённо ждал. Мустанг не торопился сжигать его заживо, но и не уходил. Почему же Огненный тянет? Хочет посмотреть, как жертва попытается уползти от своей судьбы? Не дождётся: Энви понимал, что бежать, точнее, ползти, бесполезно, а показывать этому типу, как сильно ему хочется жить – всё равно что красная тряпка для быка.

Носок чёрного ботинка несильно, но ощутимо ткнулся в плечо.

– Ползи, мразь, — тихий голос Мустанга звучал страшно. Невыносимо. Невыносимо его слышать. Невыносимо понимать, что подчинишься, потому что оставаться рядом с Огненным ещё опаснее. Он ждёт только повода, чтобы сжечь своим пламенем. Остаться здесь – значит отречься от призрачного шанса на спасение. Это тонкая, ненадёжная соломинка, за которую хватается утопающий, даже понимая, что

--">