Дмитрий Петрович Шушулков - Батько Коротич (СИ)

односельчанами, кроме вдов, никто в Новоелезаветовке и не помнил бы, что война тут была. Прогремела - пришла, и с громом укатила. Остались: Обелиск- памятник тем, кто не вернулся. В душах тех, кто ждал победы над фашизмом, - девятое мая. Кино, и нерушимый союз.

  Кого-то из героев, даже забыли записать на обелиске в центральном селении Повсталь. Значит солдат тот, в вышине поместился неизвестным, в небеса поднялся тихо, не каждому на земле героем числиться, всех не упомнишь. Что было - то прошло.

  Народ любит записывать своё состояние сладко заснувшим. Жить радужно, без горечи в памяти.

  Сын, искалеченного войной Коротича, в маму пошёл, - водкой и всем прочим товаром, в единственном с нуля построенном новоелизаветовском магазине торгует.

  И от отца покойного также взял наклонность, - креплячёк хорошо попивает.

  Шесть дочерей у него, а самый младший сын - тоже Ванька, все сёстры за ним ходят, они же в магазине торговлю ведут, батько в глубине зала, вроде высчитывает что-то, на столе у него деревянные счёты, накладные, селёдка нарезанная, а под столом бутылка водочки.

   Дочерьми Коротич беспрерывно любуется, как ловко по магазину ходят, как в склад ныряют за товаром, или из подсобки нехватку выносят. Убористо вмещаются в систему, аж в глазах рябит, надо полстаканчика выпить от радости.

  Жена и все дети его - сплошные баптисты.

  Заробитчане, что каждое лето из Гуцульщины приезжают, часто к нему в магазин заходят: курево, выпивку берут, молодые на продавщиц беспрерывно заглядываются, задираются; - тут батько Коротич со стола, конечно, встаёт, падающие волосы растопыренной ладонью убирает, спрашивает:

   - Ну что хлопцы, много скирд уже сложили?..

  Гуцулы в уборку солому скирдуют. Скирды у них ровные получаются; подряжены, словно бараки немецких концлагерей, - кто их помнит. Весь день на жаре солнечной, в соломе купаются гуцулы. Вечером молодёжь на посиделках в темноте теряется. Старики недовольны, что юноши днём на скирде дремлют в обнимку с вилами, спят пока стогомёт "Беларусь" подбирает внизу волокуши. Дядя Вася Витковский молчит, он без курева вообще не может, прямо на вершине скирды курит - без натуроплаты рискует остаться. Самокрутку махорочную завьёт, и в фуражке цигарку палит, в пазуху дым пускает, на пепел плюёт с оглядкой, - следит, не стреляет ли биноклем "техбезопасность". Только тракторист заглушит "стогомёт", он вместе со всеми спешит за полосу пропаханную; скатывается по соломенному склону, и быстрее всех забегает за черту пожарной безопасности, скручивает большую, настоящую цигарку, затягивается и глаза зажмуривает, ждёт, когда чад табака душу затуманит: - О! другое дело, теперь и покурить можно...

  Молодые, в шортах одних, весь день солому топчут. Старики одежды не снимают, не привыкли.

  У Ромы Селезня, всё туловище лишаями отрубевидными покрыто было, под конец скирдования очистился весь, солома вылечила кожу лучше докторов: гладкой, упругой стала кожа, блестит как налившаяся пшеница.

  - Вуйко Вася, что ты всё лето паришься в лоскутах своих, скинь ты ветошь свою прокопчённую, дай солнцу в душу заглянуть. Всё, научусь ряд держать, и в следующий сезон бригаду лишайных наберу, сделаю им окончательное лечение соломой, из благодарности, бесплатно скирдовать будут, всё зерно - мне одному пойдёт. Про меня Варшава станет писать.

   Мускулы набитые играют краковяк, видно, что лишняя сила в нём сидит, как ударит вилами в стерню низкую, стрелы металлические землю прошивают, словно в солому зарываются вилы, один держак остался торчать.

  Старый улыбается разряженными стальными зубами: - А куда я дым прятать буду?..

  Ваня Терзи из волокуши рыхлой кричит: - Иди Роман на моём ковре бороться, если тебя положу - Дину мне уступаешь.

   - А если я тебя?

--">